Часть пятая. «Азимут»
Глава 1
— Господин подполковник, согласитесь, бабам в разведке не место. — Забродин держал спину на стуле в кабинете начальника школы прямо. — Понимаю, что некоторые вещи в силу ряда особенностей могут сделать только они. И в места, куда мужикам путь заказан, тоже только они пролезут. Но эти преимущества сводятся на «нет» их истеричностью и глупостью. Чувства у них, понимаете ли. Сегодня она за великую Германию одежды на себе рвет. Завтра, если что не по ней, проклинать ее будет. Вот и эта — ну, дура. Простить надо. Не знает, что мелет.
— Мне импонирует ваше здравомыслие, агент Лунь, — важно кивнул Краузе. — Но вы не во всем правы.
— Наговорила Элизабет всякой чуши. Простить и забыть. Хотя можно по морде дать, чтоб впредь неповадно было. Ох, не хотел я про нее сплетничать. Но порядок есть порядок.
— Вы поступили правильно. Свободны, — кивнул Краузе.
«Свободен, — подумал Забродин. — Эх, если бы так…»
Он вошел в ритм жизни школы, стал винтиком ее отлаженного механизма. И ждал. Ждал этой самой свободы — когда ему прикажут готовиться к заброске, и он распрощается с опостылевшими преподавателями, сослуживцами и начальниками. Вот это будет свобода! Свобода на той стороне. А здесь он — раб. И предатель Родины, каковым его все считают. И к этой роли привыкнуть невозможно.
Что-то не срасталось в планах Особого отдела НКВД. Контрразведчики считали, что немцы тянуть не будут и забросят его сразу — устанавливать контакты с родным дядей из Наркомпути. Но абверовцы тянули. Они не могли решиться. И Забродин не понимал их соображений.
За это время его обучили всему, чему только можно, — радиоделу, разведке, диверсиям, после чего он стал инструктором по парашютной подготовке. В этом деле он был мастером еще до войны, принимал участие в соревнованиях. И теперь готовил слушателей. Иногда давал консультации сотрудникам абвера по организации службы советских ВВС, но его знания давно потеряли актуальность.
Теперь он жил в отдельной комнате в кирпичном двухэтажном здании, где квартировал преподавательский состав школы. Но в город его все равно не выпускали иначе как в сопровождении немцев.
Еще не решив, куда приткнуть агента Луня, сотрудники абвера с остервенением занимались его проверками. Время от времени устраивали самодеятельные спектакли типа того, с лжепартизанами.
Правда, любимый вид проверки — ложную высадку, на нем прокатывать не стали — знали, что на такое он уже не поведется. А вот слушателя из группы радистов изобличили в двурушничестве. Покружили его пару часов над своей территорией, выбросили с парашютом. Имитировали арест органами НКВД. А он стал требовать доложить о нем чекистам, мол, он их агент.
Зато к Забродину периодически приставляли провокаторов. Те начинали откровенничать: «Немец уже не тот, пора думать, как от него бежать». Он сдавал их руководству школы. Иногда со страхом — а может, отдал нормального советского человека. Но тут же отбрасывал эту мысль. Кроме провокатора только идиот полезет с такими откровениями. А если человек — идиот, то и судьба у него идиотская.
А немцы продолжали развлекаться. Пытались его спаивать, надеясь, что под воздействием алкоголя у него развяжется язык. И вот последняя художественная самодеятельность — подставили ему очаровательную Элизабет — агента из специальной женской группы, проходящей подготовку для работы в тылу советских войск.
Ну что скажешь — очаровать она его сумела. И даже больше. Месяц длились их отношения, она подначивала его сладкоголосыми скользкими разговорами. А вчера сказала, что решилась: на немцев работать не будет. СССР им не победить. И после заброски она сдастся.
Поутру Забродин отправился к руководителю школы. И, изображая из себя смущение, повел разговор, что не стоило бы забрасывать Элизабет, поскольку у нее дурь в голове, и она может переметнуться. Говорил так обтекаемо — будто желал выгородить женщину, но вместе с тем не в силах даже ради любви забыть о долге.
И опять потекли будни школы. Забродин неустанно делал в своей памяти отметки. Он надеялся, что ступит на свою землю и принесет информацию тем, кто его посылал.
Но когда это будет? И будет ли вообще?
Он подумывал снова начать вербовку среди переменного персонала. Приметил несколько человек, с которыми можно работать. Но вовремя притормозил. Слишком большое внимание ему уделяли немцы. Под очень плотным колпаком держали.
И однажды он решил больше не дергаться. И продолжал крутиться в заколдованном круге повседневных забот.
«Страна воюет. Соотечественники гибнут. А я готовлю парашютистов для заброски в тыл Красной армии. Отлично, старший лейтенант Забродин», — с горечью усмехался он про себя.
И на него накатывала волна дичайшей тоски. Он жалел, что согласился на эту операцию. Летал бы, сбивал немцев. Или уже давно сбили бы его. Но хоть погиб бы с честью…
Канула в Лету осень 1942 года. Настала зима.
На заснеженном летном поле Забродин проводил инструктаж перед прыжками. Около самолета остановился легковой «Опель». Из него вышел заместитель начальника школы и крикнул:
