– Он ничего больше не говорит, – ответил Уитерс раздраженно. – Просто дожидается там вас и клянется, что дело срочное. Ему удалось прорваться мимо наших сотрудников.
– Уже иду. Где он? Вы впустили его в холл?
Годольфин удалился с поразительным проворством. Двое полицейских обменялись многозначительными взглядами, после чего Уитерс тоже ушел.
Бриди вернул пустую чашку хозяйке с благодарным кивком.
– Я не большой любитель кофе, если честно, – сказал он, – но эта чертова работа вызывает жажду.
Его необычайно дружеское отношение, как ни странно, вызывало у присутствующих страх, и Фрэнсис приняла чашку дрожавшей рукой. Позвякивание чашки о блюдце привлекло внимание Бриди, и он улыбнулся:
– Не надо так волноваться. Дело действительно внушает страх, но мы приближаемся к разгадке всех тайн. Здесь тоже нет места ни малейшим сомнениям. Нам предстоит пережить несколько тревожных часов, но, уверяю вас, сегодня ночью вы все будете безмятежно спать в своих постелях, и больше никто не подвергнется опасности быть убитым.
– Вы уверены, инспектор? – Мисс Дорсет склонилась через стол, и в ее бесцветных глазах мелькнуло любопытство.
– Разумеется, – ответил он. – Четыре часа дня. Вот крайний срок. К тому времени мы будем знать почти все об этой трагедии. Кстати, мисс Дорсет, информация лично для вас. Телефоны в этом доме, как и в соседнем, прослушиваются.
Эффект, который произвели на нее эти простые слова, был поразительным, и Бриди не без удовольствия наблюдал, как его ловушка захлопнулась. Лицо мисс Дорсет побелело, она плотно сжала губы и тяжело опустилась в кресло.
Напряжение снял оглушительный взрыв смеха из-за двери, а потом в нее вместе вошли Уитерс и Годольфин. Оба были веселыми, хотя Годольфин пытался сдерживаться, а инспектор продолжал хохотать, не скрывая своих чувств. Бриди посмотрел на них с неодобрением.
– Наслаждаетесь шуткой? – произнес он.
– Да, сэр. – Уитерс снова стал серьезным. – А причиной послужил невероятный энтузиазм того паренька, который явился сюда, – добавил он, и Годольфин опять рассмеялся.
– Этот молодой парень – торговец автомобилями из салона, расположенного на соседней улице, – объяснил он. – Я хотел приобрести у них новый «Паккард», и вчера они позволили мне совершить на нем пробную поездку. Но когда я вернулся, в доме воцарился переполох. Я же обещал молодому бизнесмену позвонить утром, но напрочь забыл об этом.
– Он прорвался через наш двойной кордон, – пробормотал Уитерс. – Тот еще бизнесмен!
– Теперь он появится здесь не скоро, – заявил Годольфин. – Подобный напор всегда только злит меня. Надо не иметь в мозгах ни одной извилины, чтобы пытаться навязывать свой товар потенциальному покупателю в такое время.
– Вероятно, он получает крупные комиссионные с каждой сделки, – тихо заметила мисс Дорсет.
– Разумеется, немалые! – презрительно бросил Годольфин. – Вот почему он поступил глупо, поставив наш уговор под угрозу срыва.
Они все находились в взвинченном состоянии, когда достаточно малейшего повода для возникновения перепалки, и Бриди, чтобы пресечь ее, громко стукнул кулаком по столу.
– Ничего особенного, – сказал он, поднимаясь из кресла. – Просто молодой человек поторопился, вот и все. Ему следовало явиться позднее.
– После четырех часов, – со вздохом сказала Фрэнсис.
– После четырех часов, – повторил Бриди.
На лице инспектора Уитерса отразилось изумление, и Фрэнсис добавила к своим наблюдениям еще одно: Бриди озвучил информацию, до сих пор считавшуюся официальным секретом. Интересно, почему он это сделал?
– Значит, это решающий час? – воскликнул Годольфин. – Я не знал об этом. А что нам делать до той поры?
– Ничего. – Бриди собрался развить тему, но ему помешала распахнувшаяся дверь, и в столовую ворвалась разъяренная женщина.
Медсестра Кинг была крупной дамой со смуглым оттенком кожи и с густыми бровями, сросшимися на переносице. Ее халат производил такие звуки, словно его сшили из листов плотной бумаги, а видневшиеся из-под него покрасневшие руки выглядели очень сильными. Она явно не принадлежала к числу людей, легко сносивших обиды. А в этот момент к ее гневу добавилось еще и удивление. Она встала на пороге и сообщила:
– Я увольняюсь. Если мое слово здесь ничего не значит, мной помыкают, как обычной служанкой, обзывают по-всякому, выставляют из комнаты моей пациентки, будто я здесь не для того, чтобы ухаживать за ней, а приставлена шпионить, то мне лучше сразу уйти. Никто не потерпел бы к себе такого отношения, и от меня не ждите бесконечного терпения.
– Конечно же, вы правы. – Фрэнсис подошла к ней. – Вы правы во всем, сестра. Она ведь очень больна. Пережила шок. Разве доктор не предупредил вас? Она сама не ведает, что говорит.
– Пусть даже так. Пусть так, мисс Айвори, но я все же заслуживаю хотя бы немного уважения. Мне пришлось трудно с миссис Мадригал, чтобы мной начала командовать еще и вторая пациентка!
– Черт побери! – Бриди рванулся с места так резко, что опрокинул кресло. – О ком вы говорите, сестра?
– О, я не жалуюсь на свою основную подопечную. – Она стала пунцовой от стыда, вообразив, будто кто-нибудь мог заподозрить ее в этом. – Я не имею привычки обращать внимание на слова, которые мои пациенты произносят в бреду. Но когда является кто-то из жильцов дома и приказывает мне выметаться из комнаты, словно я какая-то девчонка-практикантка, тут уж мне не сдержаться. «И не смейте подслушивать под дверью, милочка, – говорит она мне. – Чтобы и ноги вашей тут не было». Со мной так никто не разговаривал!
– Габриэлла! – воскликнула Фрэнсис. – Видимо, миссис Сэндерсон покинула ее.
– Боже милостивый! – крикнул Бриди, развернулся и бросился в холл.
Уитерс последовал за ним.
Его реакция не нуждалась в комментариях, и они все устремились к широкой лестнице, охваченные страхом. На верхней площадке они прошли мимо Уитерса. Он стоял в углу и разговаривал с констеблем, который нес дежурство рядом с комнатой больной. Полисмен бормотал оправдания, не способный внятно объяснить, почему престарелой женщине удалось запугать его.
Дверь спальни была распахнута. Первой внутрь вошла Доротея, а остальные столпились у нее за спиной. Филлида лежала, откинувшись на подушки, с лицом белее простыни, а на другом краю кровати сидела Габриэлла, выглядевшая хозяйкой положения. Никто давно не видел ее такой. Она замерла, погруженная в свои мысли, завернувшись в шаль из белой шерсти. Со стороны Габриэлла очень напоминала фигурку нэцкэ, но вот только главной чертой ее облика перестала быть старческая хрупкость тела. Напротив, она лучилась энергией и жизненной силой. Хотя ее лицо так густо покрывали морщины, что возраст почти не поддавался определению. Такими же нереальными бывают лица престарелых итальянских крестьянок. Но глаза ярко сияли опасным блеском.
