Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
– Не совсем, – сказал Алексей. – Бажанов внезапно скончался. Позавчера. Госкомиссия соберется после похорон. Туда кого-то добавят. В общем, недели через две-три.
– Господи, – сказала Лиза и перекрестилась, отшагнула от него. – Господи, твоя воля, что ж это такое? Ланской, потом Смоляк, потом вот Бажанов. Где ты, там и смерть…
– Ты что, деревенская бабка? – Он поморщился. – Что за чепуха?
Но Лиза не обратила внимания на его слова. Она сказала:
– В общем, если я от тебя уйду на твоем провале, это будет пошло. Как будто я меркантильная сволочь. Если я уйду на твоем успехе – это будет еще пошлее. Какая-то мелодрама.
Он хотел ей сказать, что все уже в порядке, провала не будет и, кажется, его повысят в должности, но вместо этого сказал:
– А если останешься?
– Та же история, – сказала она. – Если будет провал, то выйдет, что я осталась с тобой из сочувствия. Нельзя бросать человека в тяжелый момент. А если успех, то получится, что я осталась из расчета. Куда ни кинь, все пошлость. Так что вот. Поблагодарим друг друга за все хорошее. И простим друг друга. Прости меня, Леша мой дорогой. Давай, помоги мне сложить чемодан и сматывайся. Прямо вот сейчас.
– Мне не за что тебя прощать.
– Ну как же? Я на тебя орала, я тебя обзывала. Наверное, несправедливо ругала. Прости.
– Ничего страшного. Но если тебе так надо, прощаю. Да, и вот. Ведь это ты меня выгоняешь, то есть это я ухожу из нашего дома. А ты говоришь: «я уйду», «я не останусь».
– Какой ты буквальный! Потому что я так решила, – объясняла она, быстро перетаскивая его одежду из шкафа в чемодан. – Это ж не ты собрал вещички и сказал: «Я ухожу». Это я тебе сказала: «Всё, хватит». Значит, это я от тебя ушла.
– Скажи, у тебя кто-то есть?
– Господи! Я думала, что ты, хоть эгоист и индюк, но все-таки умный. По-человечески умный, не только в смысле этих, паразитарных антенн или как их там…
– Ух ты! Запомнила!
– Десять лет все-таки. С хвостиком…
– Но ты меня прощаешь?
– Конечно! – бодро сказала Лиза, упихивая его носки в туфли. – Вот, смотри. Чтоб не заминались, и место экономится, – объяснила она
Надо было что-то делать с пропиской. В паспортном столе ему сказали, что к матери его не перепропишут. «Да, да, – вспомнил он рассказ матери. – Квартиру мы держим на вымирание». Идти в министерство не хотелось. Потому что там могут дать двухкомнатную квартирку, и привет. И мамины хоромы окончательно плакали. Позвонил Лизе. Она перезвонила назавтра, сказала, чтоб он зашел ней на работу к такому-то часу, ехать к знаменитому адвокату. Лучший жилищник Москвы, Рауль Эмильевич Верже. «Из французов?» – спросил Алексей. «Ага, – грубо ответила Лиза. – Д’Артаньян из Жмеринки». «Что за антисемитские штучки? Ты же еврейка по бабушке!» – «Мне можно». Адвокат Верже сказал, что дело только кажется безнадежным. На самом деле все довольно просто. Сначала развод. Потом Алексей должен год не жить в их старой квартире. Потом Лиза подает в суд и выписывает его, как потерявшего право на жилплощадь. Приводит подруг-свидетельниц и все такое. Всё по закону. А потом, по другому закону, человека можно прописать к близкому родственнику, который согласен его, так сказать, приютить. Кто это? Это ваша мама! Паспортный стол, скорее всего, откажет. Но тут уж мы подаем в суд и выигрываем. «Сколько это будет стоить?» «Финф хиндерт», – сказал Верже, чудесный старичок с серебряной сединой и в отличном костюме. Он весело посмотрел на Лизу, но Алексей понял без перевода. Почти по-немецки. И вообще даром. Всего пять сотен? Алексей хотел предложить больше, но сдержался.
Жили с Олей сначала у Генриетты Михайловны на Фрунзенской, совсем недолго, пока не сняли квартиру, потом формальный развод, потом пошли в ЗАГС, устроили свадьбу в ресторане «Прага» – свадьбу с генералами, как много лет спустя рассказывала Оля, а потом все сделали, как велел адвокат Верже, и прописались к маме.
Незадолго до этого умерла Любовь Семеновна, мамина смешная подруга и компаньонка. Алексей никогда не видел маму в таком горе. Да, она рыдала над гробом мужа, у нее подкашивались ноги, два человека ее под руки держали. Да, она тихо и обильно плакала на похоронах Ярослава Диомидовича, стоя рядом с Тоней и вцепившись в ее руку, – странная пара на самом-то деле: две любовницы, две матери его детей с разницей в тридцать три года – правда, один ребеночек еще не успел родиться – и при этом как бы мачеха и падчерица, совершенное безумие… А у Тонечки в животе то ли племянник Алеши, если по паспорту, то ли братик – если по крови. Так вот, Римма Александровна эту предпоследнюю горесть вынесла стойко – наверное, ей придала крепости весть о том, что Алеша ушел от Лизы, которую она в последние годы вслух называла ведьмой, – совершенно непонятно за что. За бархатную учтивость, за сладчайшее льдистое «да, да, конечно, дорогая Римма Александровна» – при полном нежелании общаться и вообще видеть, слышать, вспоминать, принимать в расчет.
Кстати, некролог Ярославу Диомидовичу подписали не только Устинов и Романов, но и Черненко с Тихоновым. И, соответственно, всё Политбюро и Секретариат ЦК. Но про Межведомственное Управление специальных разработок в некрологе не было ни слова. Написали, как Алексей и предполагал: выдающийся ученый, организатор науки и промышленности. Всем стало понятно, какой силой на самом деле был Ярослав Диомидович, и это давало надежду на то, что он и после смерти останется силой; во всяком случае, его людей отовсюду не погонят, как пророчила Генриетта Михайловна. Алексей в уме показал ей язык: ничего, мы еще в коллегию Управления войдем! Она, разумеется, была на похоронах, статная и сухая, в темно-синем пиджаке с золотой лауреатской медалью, и разные седовласые товарищи пожимали руку и Римме Александровне, и ей, и это было странно до какого-то черного английского юмора. Оля тоже была. Красиво причесанная, в строгом платье ниже колен и во вроде бы простых, но очень элегантных туфлях-лодочках. Маленькая брошь, лаконичный серебряный перстень. Чудо. И не подумаешь, что это студентка Строгановки, дружит с дворничихой и на газовой горелке гнет медную проволоку. Оля подошла к Тоне и Римме Александровне. Тоне пожала руку, а Римме Александровне что-то шепнула на ухо, отчего та обняла ее и поцеловала. Алексей увидел, что Оля чуть-чуть похожа на Тоню: носом, скулами, разрезом глаз. Самое смешное, что была и Лиза. Алексей ей, конечно, не сообщил, кем ему на самом деле приходится Ярослав Диомидович, и про похороны не сказал, но она сама узнала и заявила, что придет. Почему? «А вот нипочему. Имею право. Не возьмешь с собой на машине – сама доберусь». – «Хорошо, хорошо, поехали». Они стояли рядом, но не совсем. Пространство размером в человека было между ними. Алексей высматривал Бажанова, его не было: он только потом, послезавтра от этого дня, узнал почему. А Лиза внимательно смотрела на Олю. Потом подошла к гробу, положила цветы, демонстративно перекрестилась, повернулась и ушла, не дожидаясь начала панихиды. Пошла, громко цокая каблуками, навстречу товарищу Устинову в маршальском мундире, который как раз входил в зал со всей свитой. Товарищ Устинов кивнул ей и даже покосился в ее сторону, проводил глазами: она все-таки была очень красивая, несмотря на красное пятнышко под носом.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
