Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
* * *
Во время большой пресс-конференции президента в декабре 2017 года польскому журналисту удалось вывести из себя Владимира Путина. У президента вновь спросили о расследовании авиакатастрофы лайнера Леха Качиньского под Смоленском в 2010 году. Польский журналист сообщил, что эксперты якобы нашли следы взрыва на борту, и добавил, что в Польше обещают опубликовать доклад, в котором все это может быть отражено. «Мы устали от подобного блефа. Чушь какая-то. Несут несуразицу», – резко ответил тогда Путин.
Люди, которые давно знают Путина, оценили, что это был единственный момент за три с чем-то часа пресс-конференции, когда он вышел из себя. Это был не троллинг, который Путин позволяет себе довольно часто, когда ему задают неприятные вопросы. Это действительно была неконтролируемая ярость президента. Я не знаю, почему так получилось. Путин сам дал слово польскому журналисту, он приблизительно понимал возможную тему вопроса.
Столь нервная реакция Путина, с моей точки зрения, объясняется тем, что именно он приглашал Качиньского на траурные мероприятия в связи с 70-летием расстрела польских офицеров в Катыни. И я думаю, что для него это больной вопрос до сих пор. Может быть, ярость Путина была вызвана тем, что Анджей Зауха спросил президента, «Возможно, это ваши люди взорвали самолет?»
Но польский журналист задал в том числе один вопрос, на который президент не ответил. И в этом было лукавство Путина. Если все понятно в расследовании смоленской трагедии, как говорит Владимир Владимирович, то почему Россия уже восемь лет не возвращает обломки польского президентского самолета Польше? Несмотря на официальные запросы, которые поляки направляют раз в полгода, эти обломки продолжают храниться в нашем Следственном комитете. Я убежден, что именно это обстоятельство вызывает вопросы к России и добавляет аргументов сторонникам версии диверсии со стороны российских спецслужб. Но наша власть сама дает карты в руки апологетам этой версии, не возвращая обломки самолета, не давая возможности польской стороне их исследовать.
Сейчас очевидно, что Путин еще в конце 2017 года знал о тех результатах работы комиссии польского министерства обороны, о которых мы узнали только в январе 2018-го. Польские эксперты пришли к выводу, что внутри самолета на подлете к аэродрому Смоленска произошли три взрыва, разрушившие крыло президентского Ту-154.
Опирается этот вывод на следующие обстоятельства: первое – до падения был зафиксирован резкий подъем температуры, который эксперты связывают с возможным взрывом в крыле; второе – как утверждают поляки, предыдущая комиссия по расследованию во главе с бывшим главой МВД Ежи Миллером по просьбе российской стороны изъяла двухсекундный отрывок записи полета с «черного ящика», а еще две секунды записи имеют некие «аномалии». По версии польских экспертов, именно на этих четырех секундах и были доказательства взрыва на борту президентского самолета. Безусловно, для того, чтобы понять, что это не fake news, нужно получить ответ от Ежи Миллера, был ли этот инцидент и как объяснить этот скачок температуры перед катастрофой.
Гибель самолета Качиньского давно стала фактором внутриполитической борьбы в Польше. Выводы польской правительственной комиссии направлены в том числе против бывшего премьер-министра Туска, который давал команду на проведение расследования сразу после катастрофы, который считался другом Путина и партия которого в 2019 году может выиграть парламентские выборы. Конечно, его политические противники представят дело так, будто это Туск под нажимом русских изъял записи с «черного ящика» и т. д.
Но во всей этой истории остается главный вопрос – если российской стороне все понятно в обстоятельствах катастрофы, то почему мы не отдаем обломки самолета? По закону они принадлежат Польше. Но нам говорят: расследование еще не закончено. А если расследование не закончено, то зачем вы премьер-министру и президенту докладываете, что все ясно?
* * *
Присутствие Путина на саммите Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества во Вьетнаме в ноябре 2017 года напомнило мне саммит G20 в Брисбене в 2014 году, когда сразу после событий на Украине наш президент оказался в изоляции. И хотя здесь он уже не был в изоляции – Путин был игроком, мы не увидели результата. Наоборот, во время саммита во Вьетнаме были приняты два решения, которые очень больно бьют по России, решения, о которых умолчали наши федеральные телеканалы. Первое: Вьетнам отказался от закупки российских вертолетов и будет покупать вертолеты у США. Второе: Китай будет покупать американский газ, а не российский.
За всеми криками о сотрудничестве и рукопожатиями по 10 секунд, 15 секунд… – надо смотреть на суть договоренностей. Надо смотреть не то, что говорят лидеры – Трамп, Путин и другие: все говорят про себя хорошо, – а смотреть на конкретные соглашения, которые были достигнуты.
* * *
В феврале 2017 года при исполнении своих служебных обязанностей скончался постоянный представитель Российской Федерации при Организации Объединенных Наций и в Совете Безопасности ООН Виталий Чуркин. Есть люди, которые его знали, и знали неплохо – я отношу себя к ним. Есть люди, которые знали его только по телевизору и имели представление только по телевизору. Это тоже часть нынешнего информационного века.
Для меня Виталий Иванович Чуркин – это человек, который сидел в студии «Эха Москвы» в 90-м году, в первом году существования радиостанции, – охотно приходил. Тогда он был начальником управления информации МИДа. Мы тогда с ним вели в эфире шутливые дебаты по поводу управления информацией: «А как ваше управление будет управлять информацией?» И в 90-е годы мы были с ним на «ты». Потом, конечно, на «вы» перешли.
Я бы сказал, что Чуркин – фигура трагическая. И так бывает, что человек начинал очень азартно как один из строителей новой российской политики в окружении Андрея Козырева. Политики, заточенной на создание единого союза великих держав и «Восьмерки». А закончил человеком, которому приходилось отбиваться от всех тех, кто сидел с ним за одним столом в Совете Безопасности ООН, и нередко голосования или дискуссии были 14 к 1. Человеком в изоляции… Вернее, конечно, Виталий Чуркин в изоляции никогда не был – в изоляции оказалась внешняя политика России. Она и остается в ней во многом из-за того, что произошло полное изменение ее направленности.
Чуркина сравнивали с Андреем Януарьевичем Вышинским. Тот тоже был постпредом Советского Союза при ООН и умер в Нью-Йорке в 54-м году. Но я бы сравнил Виталия Ивановича с другим человеком – с персонажем из знаменитого романа Александра Бека «Новое назначение». У него, как и у литературного героя, произошла, на мой взгляд, «сшибка», разрыв, деформация, когда глаза видят одно, а человек верит в другое… Прочитайте «Новое назначение», и вы поймете, что Виталий Чуркин или, например, Сергей Лавров, Сергей Шойгу, Сергей Собянин – все они живут в состоянии «сшибки» в понимании того литературного термина, который ввел Бек в своем романе. На мой взгляд, это характерно почти для всех людей, начавших свою карьеру в конце 80-х – начале 90-х годов – тогда перестроечных, потом ельцинских, теперь верных путинских солдат. Именно у многих из них происходит такая «сшибка».
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
