Спустя два с лишним месяца скитаний они вдруг ощутили, что их портфель вовсе не бездонный, и хотя беспокоиться было еще рано, но уже пришла пора задуматься об экономии, а не раскидываться деньгами, как раньше. Зато у них был целый конверт травки, настоящее богатство, средство от боли и страха, которое, впрочем, тоже быстро таяло. Этот конверт, как он потом с трудом вспомнил, ему продал бармен в ночном клубе, который сначала спросил про какие-то соли, и он, понятия не имея, что тот имеет в виду, ответил, соли достаточно, спасибо большое, но бармен, хихикнув, не отстал, предложив ганджу, а когда он недоуменно пожал плечами, это еще что такое, ганджа какая-то, разозлился, да господи боже мой, траву я тебе предлагаю, педик ты гребаный, траву, хорошую и недорогую, без всяких примесей и прочей ерунды. К этому конверту он купил в табачном магазине папиросную бумагу и скоро уже так ловко закручивал сигаретки с травой, что чувствовал себя настоящим гуру, хотя до пятидесяти пяти лет не пробовал ничего крепче водки, да вот, как оказалось, никогда не поздно учиться чему-то новому. Травка, похоже, оказалась все же с примесями и, добавив много неожиданностей, раскрасила их дни новыми красками. Покурив, он порой не мог открыть глаза, которые, налившись свинцом, были неподъемно тяжелыми, а она мучилась галлюцинациями, то люстра спрыгивала с потолка и гуляла по комнате, то шарф душил ее, превратившись в змею, может, он не рассчитывал дозу или давали знать о себе ее лекарства, а еще от травки она становилась безмерно болтлива, словно хотела выговориться за все годы, что слыла молчуньей, да вдобавок за те, что не успеет прожить, и говорила, говорила, говорила, так что он иногда, не выдержав, засыпал, уронив голову на грудь. Квартиру они сняли по объявлению в газете, решив, что шумиха вокруг них уже немного стихла, хозяйка квартиры, слава богу, появлялась редко, за квитанциями или деньгами, и находила своих квартиросъемщиков, мягко говоря, странными. Однажды она, выглянув из комнаты, громко спросила, почему в коридоре слон и как вообще сюда попал, но так как хозяйка нуждалась в деньгах, а квартиру за такую цену в этом городе было не сдать, то поспешила обо всем забыть. Да и соседи, которым они старались не попадаться на глаза, только разводили руками: ну и нелепая парочка, а встречаясь на лестничной клетке, пересказывали друг другу, как странная девица в парике, увидев, что двери лифта закрылись за стариком с пятого этажа, заорала, будто того проглотил железный рот, а живущий с ней странный мужчина долго пытался ее успокоить: не кричи, любимая, это всего лишь лифт, сейчас доедет до пятого и выплюнет старика. От курения у них появилась сухость в глазах, и их постоянно приходилось закапывать, мучила резь в животе и вязкость во рту, от которой порой мерещилось, будто рот полон клея и стоит его закрыть, как заклеится навсегда, так что открыть больше не получится, но все же, несмотря на побочные эффекты, травка была отличным лекарством, так что можно было не изводить ее морфином и не усиливать дозу обезболивающего, которого и так оставалось немного. К тому же у нее совсем пропал аппетит, и только после курения, когда на обоих накатывало нестерпимое чувство голода, она соглашалась хоть немного поесть, и это сильно облегчало ему задачу, ведь иначе приходилось бы кормить ее силой.
Она больше не прыгала на кровати и не просила конфет, а снова, как до болезни, хотела быть красивой и нравиться если не всем, то хотя бы ему. Они обошли магазины в округе, где она, радуясь, что не нужно, как раньше, слушать советы матери, выбрала себе длинное платье свободного кроя, с большими карманами, куда можно было прятать руки, точнее пальцы, на которых отслоились ногти, потому что не хватало витаминов, микроэлементов, лейкоцитов, тромбоцитов, в общем, не хватало всего, чего только могло не хватать, а еще приглядела длиннополую шляпу, скрывшую от любопытных взглядов, которые могли быть опаснее случайной инфекции, ее лицо. Ты будешь на них ходить, спросил он, увидев, как она примеряет сапоги на шпильке сантиметров десять не меньше, или мне придется носить тебя на руках, и, нагнувшись, чтобы не услышали сотрудницы обувного магазина, прошептал, детка, ты ведь не можешь ходить без трости, сбавь обороты и поищи себе что-нибудь ортопедическое. Но упрямства ей было не занимать, это он давно уже понял, и сапоги, завернутые в шуршащую бумагу, были положены в длинную коробку, которую нести, конечно, пришлось ему, обнимая ее обеими руками.
Дома она провела перед зеркалом больше часа, наложила толстым слоем тональный крем и румяна, оживлявшие ее лицо, без них пугающе бледное, обвела глаза синими тенями и накрасила губы яркой помадой, затем долго примеряла парики, которые для удобства хранила, натянув на трехлитровые банки, похожие на стеклянные головы, и за время всех этих приготовлений так устала, что, упав на кровать, проспала до вечера, а пятна румян и помады остались на подушке. Очнувшись, заглянула в зеркало и, обнаружив, что лицо похоже на палитру художника, на которой перемешаны краски, стерла все, начав сначала, и только в полночь была одета и накрашена как следует, вот только пора было уже спать, и он, не обращая внимания на слезы, загнал ее в постель, заставив перед сном выпить морфин. На следующий день она не вставала с постели и, как следует выспавшись, вновь начала приготовления, с твердым намерением на этот раз повеселиться как следует. Все, что здоровому человеку кажется таким простым и привычным, чего и не замечаешь даже, для умирающего превращается в целое событие, и то, что обычная женщина делает за час, подумаешь, собраться, одеться да накраситься, она смогла осилить только за несколько дней. Между прочим, я никогда не была на свидании, держась за стены, дошла она до кухни, где он, сутулясь над столом, сворачивал им сигареты с травой. Он прикурил обе, протянув ей одну, свидание так свидание, только учти, что в моей жизни их были тысячи, и я буду весь вечер скучать.
Ресторан был на берегу реки, с видом на воду, и им отвели столик у окна. Она с трудом ковыляла на каблуках, отказавшись от трости, так что держалась за его локоть, и вид у них был, наверное, комичный, а может, со стороны казалось, что девушка выпила лишнего, всякое бывает, да и с чего он вообще решил, что на них кто-то смотрит, может, никто и не обращал ни малейшего внимания. Место было приличным, с ненавязчивой живой музыкой, двумя скрипачами и виолончелисткой, и в тусклом вечернем свете, скрадывающем все лишнее, она и правда была красива, хотя ее красота и была теперь замурована в ней самой.
В жизни все должно быть один раз, сказала она, разглядывая пальцы, на двух из которых, указательном и среднем, начали отрастать ногти, ведь рождаемся один раз и один раз умираем.
Он пожал плечами, не соглашаясь и не споря, словно говоря, кто его знает, может, ты права, а может, нет.
Представь, если бы произнесенное слово навсегда исчезало из нашей речи, вот сказал ты кому-то люблю, и все, обратно сказанное не возьмешь и кому-то другому не передаришь, будь теперь добр любить до конца времен, или крикнул: ненавижу, и слова больше нет, никому его уже не сможешь швырнуть в лицо, как перчатку.
Тяжело бы пришлось политикам и актерам, съехидничал он.
Одно свидание, одно признание, один поцелуй, одна ночь, продолжала она, прячась за широкополой шляпой, так что ему был виден только ее рот, одна мечта, одна цель, только подумай, как серьезно бы мы относились к каждому событию и как вспоминали бы его всю свою жизнь, проживая еще и еще раз, но уже в памяти, словно прокручивая полюбившуюся сцену из фильма.
