Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
— Тебе нравится это кафе? — спросил я. Ведь это было почти единственное, что я мог показать ей в этом городе.
— Да. Но, как сказать? Это немного для старых.
— А мне говорили, что это то заведение, где собирается молодая университетская публика.
— Может быть, вечером. Это возможно. Теперь, ты видишь, все другие люди, они старые. Но это настоящее брюссельское кафе. Этого мало теперь.
— Ты не чувствуешь себя плохо или дёшево здесь? Ты говорила, что так бывает с тобой в некоторых кафе.
— Нет, милый. Но это наше кафе. Тут всё милое. И мне нравятся эти лампы, и то, что на стенах, и эти окна. Они брюссельские.
Подошла официантка. Я помню, какая она была суровая в тот раз. Но сейчас она поглядела на Муки, на наши ладошки, которые сцепились друг с другом, и чуть улыбнулась.
Муки начала переводить мне меню на русский.
— Тут есть бутерброды с сыром, с рыбой и… я не знаю, как это, jambon?
— Я знаю, я буду как раз с этим жамбоном. По-русски это — ветчина.
Официантка смотрела на лицо Муки.
— Один сэндвич с ветчиной, один с лососем. Два кофе. Это всё?
— Да, спасибо.
— Ладно, целуйтесь дальше. — Эту фразу на французском я понял. И поцеловал смеющуюся Муки.
Потом эта пожилая женщина стояла на своём обычном месте у стойки, уперев руку в бедро, и не смотрела на нас. Мы оставили по половинке сэндвичей на тарелках. Не пошли они у нас. Не смогли мы совместить еду с любовью. Бенуа вместе со своим Рабле не одобрили бы.
Когда мы расплачивались у кассы, я выгреб из кармана мелочь. Была очередь Муки платить, и она не хотела брать у меня ни копейки.
— Да ладно тебе. Ты прям как не русская.
После этого она взяла двадцать два цента.
— Нее двадзац два. Тридзац два, — поправила официантка и коротко засмеялась. А потом стала такая же неприступная. — Идзите, дзети.
Эта официантка смутила нас почему-то.
— Как ты думаешь, почему она поняла по-русски? — спросила Муки.
— Полька, наверное. Не знаю я.
Некоторое время мы шли молча.
— Я хочу, чтобы ты меня околдовал, чтобы я так хорошо, как ты, говорила по-русски. Как русская. Ну, сегодня ночью, — её ноздри делаются такими тонкими, а лицо почти некрасивым. Рот приоткрывается, и проступают невидимые веснушки. Она сжимает мои пальцы. Она становится беззащитной, ненадолго теряя умение быть красивой. Я люблю её такую.
— Как я тебя околдую, Муки? Ну что я могу сделать? Ну, хорошо, постараюсь тебя околдовать, я люблю тебя.
— Расскажи, как ты увидел меня первый раз, — она уже весело марширует по улице, каре летает вокруг её лица, когда она вертит головой туда-сюда. Улыбка снова обозначает ямки на щеках и высокие скулы. Она снова красивая, на нас все смотрят.
Когда она открывает дверь информационного центра, то присаживается на корточки — замок находится у самого пола. Она оглядывается на меня снизу. Она оглядывается на меня каждый раз, когда меняет позу, может быть, проверяет, насколько эта новая поза удачна?
Мы садимся — она за стол, лицом к входу, я с другой стороны, боком. С этого момента мы с ней уже, наверное, не расстанемся до следующего утра, а может, и больше, мы будем болтать, рассказывать друг другу истории из своей жизни, спать вместе, просыпаться вместе.
Но тут она меня отсылает.
— Ты знаешь, мне надо что-то сделать. Небольшой перевод. Но я не могу, если ты тут. Пожалуйста, милый.
И я отправляюсь гулять, исследовать город, но почти ничего не вижу. Просто улицы, улицы, которые делятся на те, где мы с Муки были вместе, и на те, где мы не были. То есть — на мои и не мои. Я стараюсь идти по своим, но постоянно сбиваюсь, они теряются, заменяясь чужими.
С цветочных ящиков на окнах свешиваются красные цветы, люди в синих комбинезонах разгружают небольшой грузовичок, туристы несут в руках бутылочки с минеральной водой без газа. На площади группа перемазанных в краске ребят проходит посвящение в студенты. В витринах маленькие хэллоуинские ведьмы на мётлах, пирожные, обувь.
Я иду с часами в руке, постоянно сверяюсь со временем. Выхожу к прудам, где плавают лебеди, и гляжу на циферблат. Мы тут были, это район Флаже, тут где-то неподалёку её дом. Потом оказываюсь около Дворца правосудия, и опять — взгляд на стрелки. Бомжи дают импровизированный концерт, они собрались кучкой, подняли головы к небу и нестройными голосами тянут песню. Один из них прилёг отдохнуть.
Не могу двигаться медленно, мне хочется быстрее дошагать до того времени, когда можно будет возвращаться. Теперь мне легче ориентироваться, и я иду почти всё время по своим местам. Если мы расстанемся с Муки, то наши улицы в этом городе всё равно останутся моими. Но об этом так трудно думать, будущее отодвинулось так далеко вперёд, что я с трудом могу его разглядеть. Оно почти пропало, остались только двадцать минут — до окончания времени, которое я обещал дать ей на перевод.
Поэтому я иду быстро, почти спешу, отсчитывая время по серым, светло-серым, бурым и красным домам по обе стороны улиц. Они различаются количеством этажей, количеством каминных труб на крышах, более светлой или тёмной черепицей, магазинами или кафе на первых этажах. Потом попадается перекрёсток, площадь с маленьким памятником или современное здание из стекла и бетона, и я опять гляжу на часы.
Минут десять курю около телефона-автомата, не в силах заставить себя услышать немного усталый, но радостный голос.
Мне скажут, что всё нормально, чтобы я не беспокоился и спокойно работал, пожелают мне удачи и сообщат, что я самый лучший, самый талантливый, что в меня верят и меня любят. Сообщат, какие новые слова научился говорить мой сын, что он вспоминает меня и требует рассказывать истории про папу перед сном.
Или может быть другой вариант — я буду слушать в трубке рыдания, успокаивать. Потом она станет извиняться и скажет, что просто навалилось всё разом и очень захотелось кому-то пожаловаться, чтобы просто поуговаривали, как маленькую девочку, что ей теперь гораздо легче. Просто парень приболел, на работе завал, что совсем не высыпается, а тут ещё в метро сумасшедший старик на неё наорал. Скажет, что опять немного заняла денег, и обрадуется, что я сумел отложить чуть-чуть с гонораров за выступления.
А может быть, даже скорее всего, что никто не снимет трубку — сын будет в садике, а она на работе. И телефон будет звонить в пустой квартире на маленькой деревянной полочке, которую я повесил у кровати.
Затаптываю вторую сигарету и иду дальше.
И вот я снова оказываюсь в галерее Равенштайн за две минуты до окончания времени. Я прячусь за вращающимися стендами с туристическими открытками и гляжу сквозь стекло в информационный центр. Муки тут же поднимает глаза от монитора и улыбается. Я вхожу и сажусь боком к столу. Она берёт мою руку, быстро смотрит в галерею, проводит моей ладонью себе по щеке.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
