Она беззаботно махнула рукой.
– О, это такая лондонская мода, уверяю вас. Отличное упражнение для тех, кто не может пойти на прогулку в Гайд-парк.
Молодой человек улыбнулся.
– Такая мода? Может, и так, но, боюсь, я должен сопроводить вас назад к его светлости.
Он мог просто взять ее за руку и вежливо проводить к герцогу, но не сделал этого. Схватил ее за талию и перекинул через плечо. Казалось, они и в этом были похожи.
– О господи! Сейчас же поставьте меня! Уверяю вас, это просто игра, мы играем с его светлостью. Он и без того быстро меня нашел бы.
– Так и будет, мисс. Тем не менее…
Он даже говорил как Годрик. Если бы не его светло-русые волосы, она бы поклялась, что… но это невозможно.
Парень донес ее до входной двери. Седрик и Эштон стояли в ожидании с ружьями в руках.
Виконт хихикнул.
– Добрый день, Джонатан. Полагаю, сегодня у нас все-таки охота на лис.
– И гончая уже поймала ее, – добавил Эштон.
Эмили знала, что наверняка предоставляет бунтарям отличный вид своей спины и дергающихся ног. Джонатан положил сильную руку на ее ягодицы, и Эмили возмущенно заворчала. Неужели ни один мужчина в этом мире не будет обращаться с ней уважительно, так, как она заслуживает?
– Сейчас же отпустите меня! – Сжатым кулаком Эмили колотила Джонатана по его собственному заду. – Вам самому это нравится?
Парень дернулся от неожиданности.
– Да она злючка!
Эштон засмеялся.
– Ты даже не представляешь какая.
Несмотря на то что он был слугой, этот юноша, казалось, общался с друзьями Годрика даже более непринужденно, чем Симкинс. Эмили решила обмозговать данный факт позже.
– Как ты поймал эту лису? – Седрик обошел Джонатана сзади, чтобы посмотреть на нее.
Эмили нахмурилась, кровь хлынула ей в голову.
– Она вылезала из окна кабинета его светлости. Я подумал, что его светлость, возможно, потерял ее.
И тут, как будто в подтверждение слов садовника, из-за угла выскочил Годрик. Не было никаких сомнений: он перелез через то же окно. Ярость в его глазах сменилась облегчением.
– О, Хелприн, ты ее нашел. Я и не представлял, как далеко она убежала.
– Недалеко. Она почти не сопротивлялась. Просто стояла там и смотрела на меня. – Джонатан снял Эмили с плеча и передал в протянутые руки Годрика.
Тот крепко обхватил ее, она отвернулась от улыбавшихся мужчин. Они снова задели ее гордость, и дальше будет только хуже.
Годрик вытащил виток веревки.
Седрик и Эштон держали Эмили, пока герцог связывал пленницу. Завязав сложный узел у нее на талии, Годрик сделал так, что девушка постоянно находилась всего в шести футах от него. Друзья герцога отпустили ее. Она дернула за веревку, а затем укоризненно посмотрела на Годрика.
– Это совсем не унизительно, – произнесла с иронией.
– Не дуйся, Эмили. Теперь ты не сможешь убежать от меня. Я всегда получаю то, чего хочу, и тебе пора смириться с этим.
– Если мы обсуждаем, с чем я должна смириться, то тебе следует принять то, что я не буду вздрагивать и просто таять в твоих руках по каждому твоему приказу! В моей жизни есть занятия получше, чем быть твоей игрушкой!
Годрик, казалось, ничуть не смутился. Он схватил ее за руки, привлек к своей груди и прижался губами к ее устам. Его язык скользнул между ее губ, тело Эмили отреагировало так же, как всегда: колени ослабли и тепло разлилось по всем органам. Дурацкое чувство.
Она держалась на ногах лишь благодаря крепким объятиям Годрика. Иначе упала бы как новорожденный жеребенок, дрожащий и неопытный.
– Что ты там говорила по поводу того, что не будешь таять в моих руках?
Эмили вспомнила об окружавшей их публике и пристально посмотрела в глаза Годрика, утонув в них, словно в высокой траве на лугу, в собственном райском уголке, исключительно ее месте.
– Я… – Сложно было сказать что-то вразумительное.
Годрик улыбался будто кот, объевшийся сметаны. Эмили вспыхнула от негодования. Ему безумно нравилось подавлять ее сопротивление. Коль он намерен сделать ее собственной игрушкой и обращаться как с остальными своими женщинами… «Посмотрим! Этого не произойдет».
– Ты привязал меня, будто я собака на поводке, и берешь, что хочешь, не спрашивая моего разрешения. Прикоснись ко мне еще раз без моего согласия… – Ее голос превратился в леденящее шипение. – И ты лишишься части тела, которую ценишь больше всего. Подумай об этом. Я не просила держать меня здесь. Я не какая-то там вертихвостка, и то, что ты относишься ко мне, как к одной из них, унизительно.
Годрик оторопел. Он явно не ожидал такой реакции.
– Но, дорогая…
– Не называйте меня «дорогая», ваша светлость, – Эмили провела указательным пальцем опасную черту от его груди до талии и чикнула пальцами. – Я кастрирую вас как лошадь, если вы продолжите так со мной обращаться.
Ее слова могли бы произвести большее впечатление, если бы все остальные не умирали со смеху.
– Можем отправляться? – спросил Седрик. – Хоть мне и нравятся хорошие поцелуи, но если я в них не участвую, то теряю всякий интерес. Мы попусту проводим день, наблюдая за вашими дурачествами.
Годрик долго смотрел в лицо Эмили, затем убрал выбившийся завиток волос с ее щеки.
– Мы готовы, Седрик. Показывай дорогу.
Охотничий отряд выдвинулся в путь. Пенелопа неслась впереди, руководствуясь своими врожденными инстинктами. Седрик, самый заядлый охотник, держал ружье наготове, пристально вглядываясь в поля и пролéски. Они перелезли через каменную ограду и направились в лес. Погода стояла чудесная. Прохладный ветерок игриво развевал волосы Эмили.
Сегодня она не воспользовалась заколкой-бабочкой, которую подарил ей Годрик. Либба сказала, что это не подходит к ее сегодняшнему наряду. Она была права, но Эмили все же взяла ее с собой, чтобы заколоть волосы позже.
Устало идя за Годриком и Эштоном, девушка вынула ее из потайного кармана юбки и, собрав волосы в пучок, закрепила их заколкой.
Годрик шел впереди нее. Когда она замешкалась, закалывая волосы, веревка между ними натянулась и дернула ее вперед. В тот момент он оглянулся и успел поймать споткнувшуюся девушку.
Мужчина с легкостью притянул ее к себе, удержав от падения.
– Что ты снова задумала, лисичка? Опять побег?
– Чтобы дать тебе повод преследовать меня? Ни за что.
Она надеялась, он заметит заколку, но не собиралась специально обращать его внимание на нее. Зачем и дальше раздувать и без того чрезмерное самодовольство Годрика?
