Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Через какое-то время девушку отправили в монастырский пансион, под начало французских монахинь; правила там были строгие, но ничуть не строже ее домашнего распорядка. Она быстро освоила французский язык и говорила на нем безупречно, прилагая все старания к тому, чтобы вытравить немецкий акцент, который мог выдать ее происхождение. Из разных источников до нее дошли отрывочные сведения о том, что представляли собой ее родители, к каким чудовищным преступлениям они были причастны; в настоящее время, затравленные, как дикие звери, и арестованные, они отбывали наказание в тюрьме, где-то под Берлином. И Марина поняла, что была отпрыском двух чудовищ. Хуже того, они постарались и ей забить голову всякими мерзостями, и теперь она чувствовала себя оскверненной, стыдилась своего прежнего образа мыслей. Само воспоминание о детстве стало ей отвратительно. Монастырская атмосфера помогла ей отринуть все личное, его сменили строго регламентированные отношения с Богом. Она вставала на рассвете, обращала свои помыслы к высшему разуму, читала наизусть молитвы, но в глубине души знала правду: жизнь – это сплошной мрак.
Достигнув совершеннолетия, Марина решила остаться в монастыре. По правде говоря, ей и идти-то больше было некуда. Но она не хотела принимать монашество, просто надеялась, что здесь ей дадут время определить, в чем смысл ее жизни. Так прошло еще несколько лет. В 1952-м ее родители добились помилования, по случаю воссоединения страны[60]. Они тотчас приехали к дочери, но не узнали ее – перед ними была взрослая женщина; да и она не узнала их – перед ней были тени. Она даже не стала выслушивать их покаянные объяснения, убежала. А заодно покинула и монастырь.
Марина решила отправиться в Париж, – монахини с восторгом описывали ей этот город, и она давно о нем мечтала. Приехав, она обратилась в ассоциацию франко-немецкой дружбы, о которой уже была наслышана. Эта маленькая организация старалась, в меру сил, налаживать связи между двумя народами, помогать нуждающимся. Один из волонтеров, Патрик, взялся опекать девушку. Он нашел для нее работу гардеробщицы в большом ресторане. И все шло прекрасно – вплоть до того дня, когда хозяин узнал, что она немка; он тут же обозвал ее «фашисткой» и уволил без всяких церемоний. Патрик тщетно пытался добиться от него извинений; хозяин вспылил: «А как же мои родители, – разве эти палачи извинились за них передо мной?» Подобное отношение к немцам встречалось на каждом шагу, – война ведь закончилась всего семь лет назад. И жить в Париже, непрерывно рискуя услышать обвинение в причастности к зверствам, становилось невозможно. Но Марина даже не допускала мысли о возвращении в Германию. И тогда Патрик ей подсказал: «Тебе нужно выйти замуж за француза, и это решит все проблемы. Говоришь ты без акцента. А с нужными документами вообще станешь самой настоящей юной француженкой!» Марина признала мысль удачной, но за кого же ей выйти, – в ее жизни тогда не было никакого мужчины. По правде говоря, в ее жизни никогда не было настоящего мужчины.
Сам Патрик не мог ей в этом помочь: у него была невеста – Мирей, высокая рыжая девушка, которая восемь лет спустя погибла в автомобильной катастрофе. Но он вспомнил о Жан-Пьере Гурвеке, бретонце, с которым познакомился во время военной службы. Человек он был, конечно, немного странный, очень замкнутый, убежденный холостяк, оригинал, проводивший жизнь среди книг, но, в общем, вполне способный принять такое предложение. Патрик написал Гурвеку, изложив ситуацию, и тому понадобилось не более десяти секунд, чтобы согласиться. Его армейский товарищ рассчитал верно, искушение было слишком велико: жениться на незнакомой немке – до чего же романтично!
Итак, стороны достигли согласия. Марина должна была приехать в Крозон, вступить в брак с Гурвеком, затем немного пожить там и уехать, когда ей заблагорассудится. Любопытным они скажут, что познакомились по брачному объявлению в газете, а потом, в ходе переписки, влюбились друг в друга. Вначале Марина тревожилась: слишком уж все просто, чтобы быть правдой; чего этот незнакомец потребует от нее взамен? Захочет спать с ней? Или превратит в служанку? Она ехала через Францию, на западное побережье, умирая от страха. Но Гурвек встретил ее, не проявляя излишних эмоций, и она сразу почувствовала, что все ее опасения были напрасны. Она нашла его очень милым и робким. Что касается Гурвека, он счел ее невероятной красавицей. До этого он ни разу не задумался о ее внешности и, согласившись жениться на незнакомой девушке, даже не поинтересовался, как она выглядит. Да и какое это имело значение, коль скоро брак – фиктивный?! Но красота Марины сразила его наповал.
Она поселилась в его маленькой квартирке, которая показалась ей мрачной и вдобавок была забита книгами. Под их тяжестью прогибались полки. Марина объявила Гурвеку, что не хотела бы погибнуть под полным собранием сочинений Достоевского, и он рассмеялся, а это с ним бывало крайне редко. Молодой библиотекарь известил двух своих кузенов (единственных оставшихся у него родственников), что намерен вступить в брак. Мэр спросил жениха и невесту, согласны ли они стать мужем и женой. Что те и подтвердили, сыграв необходимую комедию, но при мысли о том, что брак все-таки фиктивный, у обоих слегка защемило сердце.
11
Итак, у новобрачных началась совместная жизнь. Довольно скоро Марина стала тяготиться скукой. Гурвек, посещавший пиццерию Пиков, обратил внимание на беременность Мадлен и предложил хозяевам помощь своей жены; таким образом, Марина несколько недель проработала в пиццерии подавальщицей. Пик, подобно Гурвеку, был неразговорчив; к счастью, она могла хоть изредка перекинуться словом с его супругой. Узнав от Марины, что она немка, Мадлен очень удивилась: ведь та говорила без всякого акцента. Но больше всего ее интриговал унылый вид новобрачной: казалось, она горько сожалеет о том, что похоронила себя в Финистере. Зато как у нее сияли глаза, когда она вспоминала о Париже, о его музеях, кафе и джазовых клубах! Нетрудно было угадать, что ей не терпится уехать отсюда, хотя она говорила о Гурвеке с глубокой нежностью и однажды призналась Мадлен: «Я впервые в жизни встретила такого чудесного человека!»
И это была чистая правда. Гурвек относился к своей жене с трогательной заботой, не проявляя при этом назойливости. Уступил ей свою спальню, а сам ночевал в гостиной на диване. Часто готовил еду, пытался приучить ее к дарам моря. И Марина, которая была уверена, что не сможет их оценить, уже через несколько дней пристрастилась к устрицам. Наши вкусы, как бы они ни были постоянны, всегда можно изменить. Гурвек – и это был один из его секретов – любил смотреть на спящую Марину, любуясь ее безмятежным лицом ребенка, видящего приятные сны. Марина, со своей стороны, иногда заглядывала в книги, которые нравились Гурвеку; ей хотелось приобщиться к его миру, внести побольше реальности в их призрачную совместную жизнь. Она не понимала, почему он не пытается ее соблазнить, и однажды чуть было не спросила его: «Разве я тебе не нравлюсь?» – но вовремя удержалась. Их сожительство стало ареной борьбы двух противоположных сил – растущего взаимного притяжения и свято соблюдаемого негласного договора держаться на расстоянии друг от друга.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
