В долинах произрастали прекрасные сосны, более сотни футов высотой. Горы, покрытые высокими соснами, цепью тянулись к западу. Пять или шесть дней шли мы через эти горы, дорога петляла между вершин. Зрелище было волшебное — горные склоны, покрытые благородными лесами, и река, бегущая далеко внизу. Попадались террасы, где березы и сосны росли вместе. Затем мы поднялись высоко на гору, похожую на огромную радугу, и увидели с высоты бескрайнюю пропасть. Жутко смотреть с высоты на озеро, лежащее далеко внизу.
Потом их путь отклонился к югу, чтобы пересечь Алтайские горы. Там они видели следы прошедшей армии — поразительное свидетельство того, как инженеры Чингисхана прокладывали дорогу войскам. Армия прошла через эти горы за два года до них. С ней шли 10 000 китайских мастеров и инженеров с осадными машинами. С каким же поистине нечеловеческим трудом приходилось перетаскивать технику через горы! Отдаленное представление об этом можно составить из рассказа о том, как сто монгольских всадников, сопровождавших Чан Чуня и его учеников, с помощью лошадей затаскивали повозки вверх на веревках, а потом заклинивали колеса, чтобы повозки не скатились вниз. Но худшее было впереди. Маленький отряд пересек огромную каменистую равнину, усеянную черными скалами, и вышел на край Великой пустыни. Там, писал Ли Чжи-Чан, во время дневной жары не ходит ни человек, ни зверь. Движение начиналось только вечером. Проводники натирали головы коней кровью — они верили, что это убережет животных от ночной нечисти. Шли всю ночь, чтобы добраться до ближайшего оазиса и остановиться там на дневку. Огромнейшие песчаные дюны казались кораблями на волнах. Когда измученные волы отказались идти дальше, их бросили на дороге, а в повозки запрягли лошадей, по шесть в каждую.
На границе того, что еще недавно было владениями хорезмского шаха, путники снова увидели следы монгольского военного присутствия. Подойдя к озеру Сайрамнур, они обнаружили 48 мостов, построенных для перевозки военной техники в обход снеговых вершин и глубоких пропастей. Каждый из мостов был таким широким, что по нему свободно проезжали разом две повозки с машинами для метания огромных камней, исполинских зажигательных стрел и каменных ядер с горючей начинкой, которые Чингисхан приготовил для подданных шаха.
Города Трансоксании не ожидали нападения огромной и хорошо вооруженной армии. Они понадеялись на свои стены и совершили роковую ошибку. Злосчастный Мухаммед II, шах Хорезма, любил сравнивать себя с Александром Македонским, он даже добавил к своему имени на монетах слово «Искандер». Он располагал армией, втрое большей, чем монгольское войско. Но он не принял упреждающих мер и был жестоко разбит. Его трехсоттысячная армия, в основном из тюркоязычных народов, была разделена на гарнизоны, сидевшие в городах Ургендж, Мерв, Бухара, Самарканд и Балх. Войска просто заперли ворота и ждали, пока монголы убедятся в неприступности стен. Чингисхан почти сразу же разделил свою армию на четыре части и назначил цель для каждой. Первым подвергся нападению приграничный город Отрар, который монголы сделали объектом мщения. В 1218 году правитель Отрара по имени Инальджик задержал монгольский караван из 450 человек и 500 верблюдов. Позже он писал своему сюзерену Мухаммеду, что схватил их по подозрению в шпионаже, но, скорее всего, он просто занимался государственным разбоем, присваивая чужое имущество. Во всяком случае, всех, кто был в этом караване (кроме монгольского посла), Инальджик решил умертвить, а товары распродал в свою пользу. Мухаммед не остановил своего вассала.
Как будто этого мало для того, чтобы навлечь на себя вражду Чингисхана! Шах Мухаммед еще и поставил под сомнение дипломатический статус делегации из трех человек, которую Чингисхан прислал с протестом против отрарского разбоя. Старшему из делегации отсекли голову, а остальным обрили бороды, что было тяжким оскорблением, и отправили назад.
После такой провокации жителям Отрара надеяться на милость монголов не приходилось, оставалось только отчаянно защищаться. Сначала монголами командовали двое сыновей Чингисхана — Чагатай и Угэдэй. Они не пытались скрыть от горожан, что те обречены. Когда часть гарнизона вышла из города и стала просить пощады, монголы построили всех и тут же казнили. Отрар держался пять месяцев. После того как город пал, цитадель обреченного правителя держалась еще месяц. Но в конце концов по приказу Чингисхана Инальджика взяли живым и, согласно мусульманскому историку ан-Насави, казнили, залив ему в глаза и уши расплавленное серебро.
В это время Чингисхан перевел свой смертоносный взор на цель более крупную и богатую — Самарканд. Это был большой и процветающий город, его население приближалось к полумиллиону человек. Совсем недавно Мухаммед сделал его столицей и приказал построить новую стену, чтобы защитить цветущий оазис. Для такого грандиозного проекта требовалась стена длиной в 50 миль. Но почти все средства на ее постройку были израсходованы, а к приходу монгольской армии ничего не сделали, и пришельцы вскоре продемонстрировали мощь своей осадной техники.
Поначалу жителей Самарканда ввели в заблуждение, заставив думать, что город окружен бесчисленными врагами. Чингисхан пригнал всех пленников и построил в боевом порядке, чтобы создать видимость огромного войска. Свои резервы он поставил в заслон, чтобы помешать Мухаммеду сбежать из города. Пленных он использовал и как живой щит во время приступов, когда монголы наступали, закрываясь ими от стрел, летящих со стен. Вероятно, китайская техника быстро разуверила горожан в крепости стен, потому что на третий день осады большая часть самаркандского гарнизона отправилась в массовую вылазку. Чингисхан применил классическую монгольскую тактику нападения и засады. Монгольская кавалерия бежала, заманивая тюркские войска подальше от городских стен и забирая их в кольцо. Потом монголы развернули коней и начали убивать. Так полегла половина гарнизона, 50 000 человек. Спустя 48 часов город сдался, только пара тысяч упрямцев заперлась в стенах цитадели и продолжала сопротивление. Монгольские командиры нарочно медлили принимать капитуляцию основной части гарнизона. Они обложили цитадель и быстро овладели ею. Тысяча защитников прорвала окружение и бежала, остальных перебили. От начала и до конца на осаду Самарканда военной машине Чингисхана потребовалось пять дней.
Чтобы разграбить город, времени ушло больше. Чингисхан презирал перебежчиков, поэтому около 30 000 тюркских наемников, добровольно предавших шаха, были перебиты. Затем из города вывели все гражданское население, чтобы было удобнее грабить. Народ разделили, как скот на рынке. Мастеровых, ремесленников, умелых работников отправили на работы в Монголию. Мужчин «призывного» возраста взяли для живых щитов. Немощных и старых оставили самих заботиться о себе. Через год, когда Чан Чунь добрался до Самарканда, лишь четверть жителей вернулась в свои дома. Сердце Самарканда вырвали из его груди. Еще 180 лет город не мог вернуть утраченное величие, пока, по злой иронии, не стал «Золотым Самаркандом» под властью Тамерлана, того самого «Тамерлана великого», о котором писал Кристофер Марло. Тамерлан подражал Чингисхану и объявлял себя его прямым наследником. Он даже вступил в брак с представительницей «Золотого семейства» и именовал себя «зятем».
