Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
— Да, меня учили говорить с Великим Богом, — медленно ответил Кроуфорд, с трудом пытаясь вспомнить, когда он в последний раз искренне обращался к Богу. Его вдруг одолели сомнения. Не то чтобы он боялся бесов, которых негритянский колдун может наслать на него, его друзей или людей Ришери. Однако он впервые задумался о том, в какую духовную ловушку попал в свое время приятель его деда, и начал прикидывать, не рискует ли попасть в эту ловушку он сам…
* * *
В ноябре 1582 года, во время вечерней молитвы, на фоне полыхающего за окном заката Джон Ди увидел величественного сияющего младенца — «ангела Уриэля», который подарил ученому предмет еще более загадочный, чем черное зеркало майя. То был средних размеров прозрачный кристалл, переливающийся всеми цветами радуги (как писал о том впоследствии сам сэр Джон). Следом за «духом света Уриэлем» взорам Ди предстал Архангел Михаил с огненным мечом, приказавший взять и использовать магический кристалл, но при условии, что, кроме него, ни один человек не будет прикасаться к сокровищу.
* * *
Однако, рассуждая здраво, Кроуфорд никак не мог поверить, что некроманту и астрологу и в самом деле явились ангелы. Его смущала перспектива оказаться один на один с каким-нибудь «сияющим духом света», из локонов которого в самый неподходящий момент норовили выглянуть рога. Кроме того, имея дело с вуду, следовало опасаться, что их колдуны за силу и власть продают врагу рода человеческого отнюдь не собственную душу… Негры верят, что нгомбо расплачиваются с дьяволом душами других смертных. И хотя это не отменяло власти сатаны над душой самого колдуна, Кроуфорду совсем не хотелось оказаться в роли разменной монеты или подвергнуть такой участи друзей. В действительности жертву колдуна, предназначенную в уплату дани Вельзевулу, сознательно доводили до полного умственного и душевного истощения — так, чтобы человек лишился способности управлять своими поступками. Для этого его могли долго изнурять ритуальными плясками и бессмысленным тягучим пением заклинаний или подмешивали ему в пищу ядовитый порошок — смесь истолченной рыбы-собаки, сушеного желчного пузыря человека или буйвола, жабьего яда, дурмана, черного пороха и, в исключительных случаях, размолотых костей черепа недавно умершей негритянки — колдуньи или жрицы. Тогда, в состоянии, близком к помешательству, человек становился совершенно беззащитен. Его можно было убедить в любом бреде, в любой лжи, заставить признаться в преступлениях, которых он не совершал, и даже искренне верить при этом в собственную виновность. Тем более колдуну не составляло в этом случае труда принудить находящуюся в его полной власти жертву к любому самому кровавому злодеянию или же к самоубийству.
Но под влиянием обстоятельств Кроуфорду приходилось принимать правила игры, до поры до времени плывя по течению: раз связавшись с беглыми неграми и их жутковатым предводителем, не так-то просто от них отделаться. Да и выгода может оказаться немалой: не только шанс вернуть карту и наказать зарвавшихся французов, но и… При мысли о Лукреции он вздрогнул и постарался отогнать нахлынувшие воспоминания. Нет! Ни за что! Эта женщина не заслуживает подобного! Кроуфорд почувствовал, как гордость стальными пальцами сжимает ему горло. Он видел ее в объятиях француза. Как так?! «Тонкий и скользкий каналья, изыскатель случаев, у которого такой глаз, что он умеет чеканить и подделывать возможности, хотя бы действительных возможностей никогда и не представлялось!» Боль, тянущая куда-то в безумие, в черноту, как и много лет назад, заполнила его грудь. Ему хотелось убить ее, уничтожить, растоптать, как она топтала его сердце. Он мотнул головой, отгоняя от себя лютую ревность.
«Проклятье!.. Я склонен думать, что любезный Мавр вскочил в мое седло. Мне эта мысль грызет нутро, как ядовитый камень… Эта женщина тебе духовный взор мутит как соринкой! Ты, Кроуфорд, ты становишься ревнивым, как дряхлый жид, взявший за свои кошели молоденькую вертихвостку, и жадным до любви, как старая дева!.. Да будь Лукреция в тысячу раз прекраснее, будь она благороднее, умнее, будь непорочна и невинна, как младенец, она не стоит того, чтобы рисковать ради нее спасением собственной души, чтобы ради нее «танцевать, чтобы стать богом»!.. «Останься честным хотя бы сам с собой, Веселый Дик! — насмехался над ним кто-то у него внутри… — Ты вовсе не так всесилен, как тебе хотелось бы, и твоя страсть к этой женщине тем сильнее, чем больше она делает вид, что пренебрегает тобой, что предпочитает тебя другим! А все почему? Да потому, что ревность в тебе способна превозмочь даже твою гордость! Лукреция Бертрам! Будь ты блаженный дух или проклятья демон, неси дыхание небес иль вихри ада, будь злобны умыслы твои иль милосердны, — так обаятелен твой вид, что я с тобой… О дьявол! Да чего бояться? Не стоит и булавки жизнь моя. А что душе моей он сделать может, когда она бессмертна?..»
Он еще продолжал мысленную дуэль с самим собой, когда до его слуха донесся голос старого колдуна:
— Если масса Кройфорд дозволять нгомбо прикоснуться к его зеркало, нгомбо делать хороший мертвый воин, зомби, сейчас же.
С трудом продираясь сквозь вымученный английский негра, Кроуфорд сумел выудить из него, что тот имел в виду. Вуду утверждал, что способен сотворить действительный призрак, подобный живому мертвецу, из отражения любого человека, когда-либо смотревшегося в черное зеркало майя.
— Даже если этот человек жил за много-много лун до нас с тобой? — сверкнув глазами, спросил он.
— Вот именно, масса! Человек смотреть свой лицо в зеркало, человек жить давно и умирать, но он оставаться в зеркале… Нгомбо брать человек из зеркало, заставлять его говорить, ходить, стрелять — что пожелает масса Кройфорд!
«При помощи сего магического камня можно увидеть всякое лицо… пусть даже оно скрывалось бы в недрах земных…»
* * *
Зимой 1582 года придворный астролог Елизаветы I сэр Джон Ди во время ежедневной прогулки наткнулся в поле на необычайно красивую девушку. Она без сил лежала на снегу, черные спутанные волосы облепили лоб и шею, обескровленное лицо застыло, как гипсовая маска, а стекленеющие глаза неподвижными кристаллами смотрели в небо — она умирала. Сэр Джон остановил коня, спешился и склонился над несчастной. Поднял тонкую руку с просвечивающими голубыми жилками, постарался нащупать пульс, но безрезультатно. Тогда он достал из кармана странное зеркало — гладко отполированную полусферу черного цвета, — подаренное ему другом, недавно вернувшимся из колоний Нового Света. Уолтер Рэли утверждал, что в тех краях, где он странствовал, местные дикари знают удивительный секрет безупречной полировки горного хрусталя. Зеркало, по словам капитана, обладало огромной магической силой, подчинить себе которую еще никому не удавалось.
Джон Ди поднес полусферу к лицу умирающей. Слабое дыхание, вырвавшись из полуоткрытых побелевших губ, едва затуманило блестящую поверхность черного камня. Подхватив бедняжку — она, казалось, почти ничего не весила, — Ди завернул ее в свой плащ и, перекинув почти безжизненное тело через седло, во весь опор погнал коня.
Он привез ее домой и нанял лучших докторов, но прошла неделя, другая, а красавица не выздоравливала. Она была так слаба, что не могла вставать с постели — и с каждым днем жизнь крохотными капельками вытекала из хрупкого тела. От слабости девушка почти лишилась дара речи, и Джону Ди даже не удалось узнать, как ее зовут. Впрочем, помнила ли она это сама? Ничто не притягивало ее внимания, она не могла есть, ничего не просила и целыми днями лежала неподвижно — только еле уловимо вздымавшаяся грудь свидетельствовала о том, что душа пока не покинула худое тело.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 69
