Он встал и приблизился к Марии, нависнув над ней.
— Посмотри на меня, Мария, и выслушай внимательно. Не уклоняйся от моих вопросов, утверждая очевидное с невинным видом. Поскольку ты притворяешься, что не понимаешь, что я имею в виду, я спрошу тебя снова. Почему стража Карафа?
— Потому что их прислала Мадделена, — ответила она нахмурившись в недоумении.
Карло схватился руками за голову, словно опасаясь взорваться от раздражения.
— Твоя дочь дает более честные и умные ответы, чем ты, а ей всего десять лет, — закричал он.
Мария глубоко вздохнула, поднесла руку ко лбу и, прикрыв глаза, тихо произнесла:
— Что-то рассердило тебя, Карло. Я не могу догадаться, что именно. Ты должен мне сказать.
— Меня рассердила не одна вещь, а несколько. Позволь мне перечислить их. Нет, это слишком нудно. Лучше я объясню, как ты должна себя вести в качестве принцессы Веноза. — Упав в кресло рядом с ней, он наклонился к Марии и оказался совсем близко, ухватил ее за подбородок большим и указательным пальцами, так что она ощутила легкую боль. — Ты не выходишь из дому со стражей Карафа, — заговорил он медленно и презрительно. — Если тебе понадобится стража, то это будет стража Джезуальдо. Ты не исчезаешь, чтобы развлекаться с семьей своего первого мужа, не поставив меня или одного из слуг в известность о своем местонахождении. Ты не позволяешь Мадделене Карафа, которая вбила себе в голову, что она матриарх города, строить планы, которые мешают действенно управлять этим домом. И так далее и так далее. Ты улавливаешь, куда я клоню? Короче говоря, ты ведешь тебя так, будто честь семьи Джезуальдо что-то для тебя значит.
— Она значит, Карло, значит, я искренне заверяю тебя в этом. Я объясню тебе мое поведение, которое, признаю, было беспечным, но сначала отпусти мой подбородок. Ты делаешь мне больно.
Он отпустил и жестом собственника потрепал ее по щеке. Мария поняла, что гнев Карло угас, — у него был утомленный вид.
— Не хочу еще больше тебя разозлить, но я даже не задумывалась на тему о страже. Единственное, чего я хотела, — чтобы Беатриче встретилась со своими кузенами, и они внесли радость в ее жизнь. Думаю, теперь ей не придется играть в глупые игры, обидные для тебя, чтобы развлечься… — Она продолжала спокойно говорить с ним, зная, что он слушает невнимательно. Она также знала, что ему нравится звук ее голоса и ритм речи, — он сам на прошлой неделе говорил ей это.
Итак, Марии казалось, что она постепенно учится управлять Карло. На следующей неделе она чудесно провела летние дни с Беатриче, наблюдая, как та носится по берегу залива с кузенами, взбирается на скалы или плывет вдоль берега на одном из их маленьких изящных парусников. Марк Антонио Карафа учил ее, как в одиночку управлять парусником, и она скользила по сверкающему морю с развевающимися волосами, как маленькая русалка. В эти минуты Беатриче была собой. Возвращаясь в Сан-Северо, она со стоическим видом делала то, что от нее требовалось: учила уроки, разбирала все увеличивающуюся коллекцию сокровищ, сидела, болтая или читая с матерью, — и старалась держаться подальше от Карло, за исключением тех случаев, когда он бывал в хорошем настроении.
Мария смирилась с тем, что брак с Карло — это лучшее, чего она теперь может ожидать от жизни, и что никогда больше у нее не будет того счастья, которое она познала с Федериго. Никогда больше не знать ей такой радости.
В начале зимы визит к повивальной бабке подтвердил, что она беременна. Она никому об этом не сказала. Карло должен узнать первым, и Мария выжидала подходящего момента. Даже самой себе она не признавалась, как боится пережить еще одну беременность. Это означало многие месяцы рвоты, муки и опасности родов, разочарование Карло, если будет девочка, — одному Богу известно, как он отреагирует, — и ужасный страх, что этот ребенок тоже умрет. Она уже почти три года отдыхала от предыдущих беременностей, но была еще не готова к новому испытанию. Ее подбадривала единственная надежда, что ожидание ребенка укрепит узы близости между нею и Карло. Вот почему она выжидала удобного случая, чтобы сказать ему.
Мария вошла в свою гостиную в сопровождении Лауры, которая несла стопку книг. Мария выбрала их в библиотеке внизу, чтобы читать в следующие месяцы.
— Положи их там, тремя аккуратными стопками, — сказала Мария, указывая на квадратный стол в центре комнаты.
Она задержалась у двери, оценивая свою работу. Она провела целый день, наблюдая за перестановкой мебели по своему вкусу. Пару великолепных искусно разрисованных шкафчиков поместили рядом у длинной стены напротив, которая слева заканчивалась двойными дверьми, ведущими во внутренние комнаты ее апартаментов. Письменный стол поставили у дальней стены, где на него падал свет из высоких окон. Теперь, когда началась зима, большие кресла были сгруппированы вокруг камина.
— Поставь туда также пару цветных свечей и принеси майоликовую вазу из моей спальни. Я хочу, чтобы в ней каждый день были свежие цветы, Лаура. Хотя сейчас не сезон, скажи торговцу цветами, чтобы он приносил нам все белые и бледно-розовые цветы, какие найдет.
— Вашей тетушке Антонии цветы доставляют прямо из теплицы. Мне спросить у ее служанки…
— Спроси. Но сначала поговори с продавцом цветов и скажи ему, что мы хотим цветы из теплицы. Их должны приносить первым делом утром.
Хотя гостиная теперь выглядела уютнее, в ней не хватало интимности. Карло выбрал мебель и убранство до их женитьбы, а теперь, когда она жила в Сан-Северо уже больше года, пора было оставить на окружающей обстановке свой отпечаток. До того как Мария забеременела, у нее не было такой потребности. Она достаточно часто бывала беременной, чтобы понять: эта жажда менять окружающую обстановку — инстинкт вить свое гнездо. В любом случае, этой комнате недоставало более личных штрихов.
Над камином висел пейзаж, на котором было изображено античное здание со сводчатыми галереями; фигуры, стоявшие на ступенях, отбрасывали длинные вечерние тени. Желтая тональность этой картины никогда не нравилась Марии, и она позвонила, чтобы пришел слуга и снял ее. Пока он этим занимался, она велела Лауре искать в трех еще не распакованных сундуках то, чем хотела заменить этот пейзаж.
Лаура принесла и поставила на камин статуэтку Виктории, которую Мария обнаружила на Искье. Бледный алебастр фигурки, заигравший на фоне синей стены, был того же тона, что и кремовый мрамор камина — таким образом, статуэтка прекрасно сочеталась с остальным антуражем комнаты.
Мария обошла комнату, переставляя разные вещицы, и на губах ее играла улыбка, потому что с появлением Виктории эта комната стала для нее роднее. Но чего-то все-таки не хватало. Мария не могла понять, чего именно. Карло подскажет. Под влиянием порыва она велела Сильвии послать за ним.
— Я уезжаю в Аструни рано утром, — сказал он, входя в гостиную. — Ах, — произнес он, заметив перемены в комнате. Он сразу же направился к Виктории и, взяв ее в руки, спросил: — Где ты это нашла? Это фамильная вещь д’Авалос?
