– Какого хрена? – кричит он. – Отпустите меня!
– Ты прыгаешь за борт, – говорит голос. – Опустел весь ад, и дьяволы все тут!
– Это бунт. – Голос Тони. – Сохраняйте спокойствие. Не провоцируйте их. Жмите на кнопку на пейджере. Черт…
– На каком пейджере? – Голос Сиберта. – Его нет!
– Погодите! – кричит Фредди. – Отпустите меня! Зачем вы меня сжимаете? Ой! – Его голос удаляется в направлении коридора.
– Фредди! – Крик Сэла. – Что вы делаете? Это мой сын! Я вас убью! Приведите его обратно!
– Заткнись. – Голос из темноты. – Чума их разрази, как воют! Руки за голову! Голову на парту! Быстро!
Дверь открывается, закрывается.
– Его взяли в заложники! – кричит Сэл. – Фредди!
Звук выстрела.
– Его убили! – воет Сэл.
– Вы идете с нами, – говорит голос. – Вставайте. Быстрее. Вы тоже.
Звуки возни.
– Я ничего не вижу! – Сэл, в панике.
– Вы за это заплатите! – Голос Тони холоден и спокоен.
Рев ветра и волн нарастает, заглушая все голоса. Грохочет гром. Испуганные крики:
– Мы тонем! Господь, помилуй нас! Мы тонем! Тонем!
Фредди скрутили руки за спиной и тащат куда-то в темноту; его ведут двое.
– Вы совершаете большую ошибку, – говорит он. – Давайте поговорим. Мой отец – министр… – Рука зажимает ему рот через капюшон.
– Да, мы знаем, кто твой отец. Министр юстиции. Чтоб его оспа схватила за горло! Черт его задери! Да он, наверное, уже мертв.
– Сдох, как собака.
– Да. Закопали, и делу конец.
Фредди пытается заговорить, но чья-то рука зажимает ему рот.
Звук открывающейся двери. Фредди толкают внутрь. Чьи-то руки давят ему на плечи, заставляя сесть.
Звук закрывающейся двери. Можно ли снять капюшон? Да, его руки свободны.
Теперь Фредди видит, куда его привели. Тюремная камера, освещенная единственной лампочкой под потолком. Он сидит на койке, застеленной колючим серым одеялом. Стены украшены неумелыми вырезками из бумаги: пальмы, морские раковины, кальмар. В углу – куча пластмассовых деталек конструктора «Лего». Ужасный рисунок с морским берегом с каким-то чудовищем, отдаленно напоминающим русалку. Поза, как у красоток с плакатов. Огромные сиськи, волосы из зеленых водорослей. МОРСКАЯ НИМФА – написано под рисунком.
Что происходит? В тюрьме бунт? Они убили его отца, а его самого взяли в заложники? И держат в камере с бумажными пальмами и «Лего»? Что за бред?
И самое главное: не напрудил ли он в штаны? Все-таки нет. Слава богу. Хорошо, что в камере есть туалет. Он едва успевает сделать свои дела, как из крошечного динамика под потолком рядом с душем раздается музыка. Песня. Поют на два голоса, или на три?
Отец твой спит на дне морском. Кораллом стали кости в нем. Два перла там, где взор сиял. Он не исчез и не пропал, Но пышно, чудно превращен В сокровища морские он. Вот похоронный слышен звон. Динь-дон, динь-дон. Спи, спи, спи, терпи, Пышно, пышно, пышно, Чудно, чудно, чудно…
Барабаны, звуки флейты. Что за черт? – думает Фредди. Песня из «Бури». Это какая-то странная шутка? Они будут проигрывать эту песню без остановки, пока он не сойдет с ума? Он слышал об этой пытке. Действительно можно повредиться умом. Они пытаются сломить его дух? Но зачем?
Музыка умолкает, открывается дверь. В камеру входит Анна-Мария Гринленд, по-прежнему одетая в это потрясающее белое платье со сползающими рукавами. Она манит Фредди в дальний угол и делает знак, чтобы он наклонил голову.
– Извини, что все так получилось, – шепчет она ему в ухо. – С тобой все в порядке?
– Да, но…
– Тсс! Тут повсюду «жучки», – шепчет она. – Микрофон в лампочке. Делай, что я говорю, и все будет хорошо.
– Что происходит? – спрашивает Фредди. – Это бунт? Где мой отец? Его убили?
– Не знаю, – говорит она. – Тут есть человек… он сумасшедший. Больной на всю голову. Считает себя Просперо. В смысле, на самом деле. Он воспроизводит «Бурю», и теперь ты Фердинанд.
– Ни хрена, – говорит Фредди. – Что за…
– Тсс! Главное, не отходи от сценария. Я принесла текст, твои реплики выделены маркером. Читай их под лампочкой, чтобы он тебя слышал. Иначе он может распсиховаться. Его очень легко рассердить.
– Ты с ним заодно? Почему ты…
– Я просто пытаюсь тебе помочь, – говорит Анна-Мария.
– Кто он, этот псих? – говорит Фредди. – И кстати, спасибо. Надеюсь, у тебя не будет неприятностей.
– Не больше, чем обычно, – говорит Анна-Мария. – Он сумасшедший, и сейчас это самое важное. Не надо его злить. Начни отсюда.
Фредди читает:
Мой дух как бы во сне и точно связан. Мне смерть отца, бессилие мое, Друзей погибель и угрозы эти Легко снести. Когда б я только мог В окно моей темницы в день хоть раз Ее увидеть, остальной весь мир Отдам свободе, а с меня довольно Такой тюрьмы![9]
– Неплохо, – говорит Анна-Мария. – Может быть, чуть больше чувства. Притворись, будто влюбляешься в меня.
– Может быть, я и вправду влюбляюсь, – говорит Фредди. – Ответь мне, чудо!
– Отлично, – говорит Анна-Мария. – Продолжай в том же духе!
– Нет, я серьезно, – говорит Фредди. – Ты замужем? У тебя кто-то есть?
Анна-Мария тихонько смеется.
– Это ты интересуешься, девственница ли я? По сценарию так и положено, да?
– Я сейчас не по сценарию. Есть или нет?
– Нет, – говорит она, глядя ему прямо в глаза. – На самом деле, нет.
– Значит, ты не возражаешь, если я в тебя влюблюсь?
– Наверное, нет, – говорит Анна-Мария.
– Потому что мне кажется, я уже влюбился. – Он берет ее за руку.
– Осторожнее, – шепчет она, высвобождая руку. – Вернемся к сценарию. – Она подталкивает его ближе к лампочке, стискивает ладони, с обожанием смотрит на Фредди и говорит: – В природе я лучше не видала ничего!
– О глупая! – гремит голос в динамике. – В сравненье с большинством он – Калибан, другие – боги!
– Что я тебе говорила? – шепчет Анна-Мария. – Больной на всю голову! Кстати, ты играешь в шахматы?
36. Мы исходили целый лабиринт
Министра юстиции О’Нелли, министра культуры Прайса, министра по делам ветеранов Стэнли и Лонни Гордона из «Гордон Стратеджи» грубо, без всякого уважения выводят из комнаты, заломив им руки за спину. Не видно ни зги: кругом кромешная тьма, только какие-то белые отметки слабо светятся на полу.
