Один из лежащих на земле тотонаков застонал, дернулась сжимающая копье рука. Ивар подошел, сел на корточки, потряс раненого за плечо:
– Эй, очнись. Куда делись наши друзья?
Воин поднял веки, содрогнулся, заглянув в синие, как полуденное небо глаза наклонившегося над ним человека. Зашевелились бледные, бескровные губы, из них вырвался еде слышный хрип.
– Что? – Ивар нагнулся ниже.
– Хуастеки… забрали… – в этот раз удалось различить слова.
– Понятно, – конунг распрямился. – Похоже, что нам придется вновь пускаться в погоню.
– О нет, только не это! – Нерейд обхватил голову руками, другие викинги недовольно заворчали.
– Где обитают эти ваши хуастеки? – спросил Ульв, так всю дорогу и ведший пленника на веревке, точно козу.
– На севере, – ответил тот. – В густых лесах на склонах гор.
– Вот и отлично, – кивнул Ивар. – Раз знаешь, то отведешь нас туда.
– Нет, только не это, во имя Тлалока и всех милосердных богинь! – тотонак затрясся, упал на колени. – Хуастеки – свирепые воины, они снимают с врагов скальпы и украшают ими храмы!
– Боишься остаться без волос? – Нерейд с сомнением подергал себя за рыжие лохмы. – Мне мои тоже дороги, но эриль дороже. Так что выбирай – либо ты отведешь хотя бы до границы своей страны, либо мы зарежем тебя прямо тут…
– Я отведу, – обреченно вздохнул пленник.
– Вот и отлично, – Ивар обвел дружинников взглядом. – Пошарьте по окрестным домам, надо бы захватить чего-нибудь из еды, и двинемся дальше…
Воины оживились, на лицах появились плотоядные улыбки – давно не предавались радости грабежа, почти забыли, что это такое.
Арнвид слышал, как хрипит в груди, как хрустят коленки, ощущал, как колет в боку, но продолжал бежать, напрягая все силы, поскольку в спину упирался наконечник копья.
Рядом мчался Ингьяльд, похожий на лохматого сутулого оленя со спиленными рогами. Связанные руки были заведены за спину, по лицу тек пот. Топал сапогами так, что оставлял глубокие вмятины.
Впереди неутомимо семенил Гримгельмир.
Город давно остался позади, они мчались по узкой тропе, идущей между высоченных деревьев. Ветви хлестали по лицу, с них капало, под ногами шелестела мокрая трава.
В голове гудело, точно в пещере, где случился обвал, так что эриль не сразу понял, что крики ему вовсе не чудятся.
– Стоять! – рявкнул кто-то над самым ухом. Арнвид сделал еще пару шагов и после этого остановился.
Ноги не выдержали, и он упал, уткнулся лицом в землю, ощутил ее запах. На губах захрустели травинки. С невероятным трудом перевернулся на спину, обнаружил, что вокруг много лежащих людей, что между ними ходят голые воины с блестящими мечами из обсидиана.
– Опять бежать… – бока Ингьяльда вздымались тяжело, из груди доносилось сдавленное сипение. – Как ни странно, я начинаю мечтать, чтобы нас поскорее принесли в жертву…
– Подожди несколько дней, – подошедший воин был высок, его тело покрывала искусно нанесенная татуировка, изображающая пожирающих друг друга алых змей и прорастающие из их тел зеленые ростки, а у пояса висел окровавленный кусок человеческой кожи с волосами. – Твое сердце упадет в каменную чашу, а кровь выпьют боги…
– Все вы тут такие, только обещаете, – Арнвид напрягся так, что в животе появилась резь, но ухитрился сесть.
В тот момент, когда дверь загона для пленников распахнулась, эриль решил, что в Семпоалу явился Ивар Ловкач. Но голые, покрытые татуировками воины выволокли викингов на площадь, впихнули в толпу взятых в плен горожан и погнали на север, точно скот.
Тех, кто не мог бежать, убивали, разбивая головы тяжелыми дубинами.
– Я слово держу, старик, – воин глянул на Арнвида презрительно, но неожиданно вздрогнул. – Не может быть…
Когда перевел взгляд на Ингьяльда, то глаза вовсе выпучились, челюсть отвисла, обнажились зубы, вставленная вместо одного из них тонкая пластинка сине-зеленого нефрита.
– Что ему не понравилось? – спросил Ингьяльд, когда воин, оглядываясь через плечо и что-то бормоча, заспешил прочь.
– Глаза, – вздохнул Арнвид. – Он, как и все прочие в этой земле, никогда не видел синеглазых.
Воин вернулся, привел другого, с двумя скальпами у пояса и украшенного еще богаче – татуировка изображала синие тучи, проливающиеся дождем, а поперек живота и спины шла полоса из сплетенных вместе кукурузных початков, выглядящая как пояс из золота.
– Конунг, никак, – определил Арнвид.
– До нас доходили слухи о том, что в земли ольмеков с моря пришли дети Кецалькоатля с глазами из бирюзы, – проговорил воин с «поясом», – но мы не верили этому…
– А зря, – эриль попытался сесть величаво, но помешала ноющая поясница. – Если вы нас обидите, то наш папа, который Кусальбухатль, разгневается, и тогда вам достанется на орехи!
– Не думаю, – воин пошевелил темными бровями, почесал нос, похожий на орлиный клюв. – Ведь он же не наказал тотонаков, когда они держали вас в плену? И нас, думаю, не тронет. Зато жертва получится знатная – отпрыски бога, так что мы убьем вас с особыми почестями!
– Вот спасибо, – пробормотал Арнвид, когда воины отошли. – Что-то мне кажется, в этой земле у всех одна участь, что у рабов, что у богов – быть принесенным в жертву.
Путь им преградили на окраине, там, где улица выводила к изящному мосту, переброшенному через бурлящий поток. Раздались гортанные крики, из-за домов, точно тараканы из щелей полезли воины с копьями и продолговатыми щитами.
– Где они были, когда их дома разоряли? – Ивар вытащил меч, крикнул громко. – Эй, что вам нужно?
– Крови чужаков! – тонко выкрикнул жрец-предводитель, сверкнули глаза на изнуренном лице.
– Ты совсем дурак или только прикидываешься? – спросил Ивар. – Мы что, похожи на тех голых, с дубинками? Я готов поклясться любыми богами, что в Семпоале мы не тронули ни единого человека!
Жрец заколебался, кинул взгляд через плечо, на своих воинов, смотрящихся не так чтобы уж очень грозно.
– Решай быстрее, жаба лохматая, – прошипел вежливый Нерейд, – а то я лук устал натянутым держать. Так и выстрелю невзначай…
– Ну? – спросил Ивар. – Нам некогда ждать.
– Проходите! – жрец почти выплюнул это слово, поглядел в землю, лицо покраснело от стыда.
Махнул рукой, и копейщики сдвинулись в стороны, освобождая проход.
– Так-то лучше, – Ульв толкнул в спину пленного воина, тот заворчал, но сдвинулся с места.
Прошли между тотонаками, ощущая ненавидящие, полные злобы и изумления взгляды.
Сплетенный из тростника мост висел над самой рекой, опускался в клубящийся над водой сплошной полог из мелких капелек, влага оседала на лицах, от бурлящих струй веяло прохладой.
