Сменивший Густава Ровио в своем выступлении Яков Давыдович Рапопорт сказал:
– Мы, большевики, не упиваемся нашими успехами. Мы прекрасно знаем наши достижения, но никогда не забываем о дефектах. Мы с настойчивостью ни на минуту не перестаем драться за высокое качество.
Серьезная встреча, серьезные люди, серьезный разговор собрали все руководство стройки в концертном зале клуба собрания поселка Повенца. Повенец ширился, разрастался на глазах, грозясь превратиться в районный город. По улицам ночью ходили чекисты, стучали в распахнутые доверчиво двери, заходили в дома, искали бывших белобандитов, солдат генерала Миллера, забирали с собой на проверку хозяев дома. В длинных пепельно-серых куртках, надвинув на лоб фуражки, люди усаживали забранных ими людей на телеги и везли, везли, везли, доставляя в районное отделение ОГПУ.
Составляли списки лиц, имевших на руках оставленное оружие после отступления белых осенью 1919 года. «Кто связан с финскими фашистами? Где и в каких избах кто собирается, в каком количестве, и о чем говорят?» Выясняли сроки намеченного в Повенце восстания. По окончании допроса некоторых отпускали домой, не принеся извинений, брав обязательную подписку докладывать, сообщать в органы обо всем замеченном, в том числе и подозреваемых в троцкизме.
На седьмое ноября 1932 года Повенец посетили иностранные заморские гости. Один из них журналист из Швеции. Ходит по стройке со своей фотокамерой, фотографирует, поди, все, что не лень. Заключенных, похуже одетых, снимает. Тогда Лебедев-старший сыну говорит?
– Хочешь настоящее чекистское поручение?
– Хочу, – улыбнулся Саша отцу.
– Тогда иди сюда и слушай. Изыми-ка, Сашка, у этого буржуя недорезанного фотокамеру. Будешь настоящим чекистом.
– Я не вор, – говорил, покачивая кудрявой головой, Саша.
Тогда отец сыну говорил:
– Да нет, камеру мы ему вернем перед самим отъездом. Давай соглашайся, Сашка, пройдешь настоящее боевое крещение. Сам товарищ Коган Лазарь Иосифович просит тебя об этом. Выполнишь, Саша, просьбу – отличишься! Прошу тебя не как отец сына, а как товарищ товарища, – передал просьбу отец. Этим навел сына на размышления.
– Хорошо, раз Лазарь Иосифович меня об этом просит, сделаю. Хлопну журналиста по плечу, – выдал согласие Саша. Подошел, подкрался незаметно к журналисту, навострился на фотопират, хлоп-хлоп журналиста по плечу – фотоаппарата нету, один ремешок болтается. Саша бежать. Уносит длинные ноги.
– Стой, стой! – кричит ему вдогон сопровождающий журналиста Юшкевич, бежит следом за вором, не догоняет, остался без фотокамеры господин журналист Томпсон, стоит, разговаривает по-своему.
– Ох, мать честная! Скандал международный получился! – Лебедев-старший ему на ухо, успокаивает:
– Не дернется, разберемся, новую выпишем.
– Есть, говорю, найдем. Накажем, но, сами понимаете, народ такой у нас ушлый, – успокаивал путешественника-журналиста Семен Давыдович Фирин. Потерпевший разводил руками.
Фотоаппарат иностранцу вернули перед самим отъездом, правда, в разобранном состоянии, конечно, без пленки. Сашу в штат чекистов Беломорстроя записали. Благодарность объявили за успешно проведенную операцию.
* * *
Январь 1933 года, трудное для строителей канала время. Из-за стола поднялся Успенский, малоразговорчивый сдержанный человек. Как он копил гром голоса и бешеную свою жестикуляцию для таких решающих выступлений!
– Вода подступила к самому горлу. Она может сбросить нас в Онегу, размыть шлюзы Повенчанки, умчать наши знамена и почетные грамоты, славу – все, что добились… Ударники! Карельский ЦИК и комитет партии прислали нам знамя. Его получат те, кто лучше всех будет работать на водоразделе. Мы немало наделали чудес. Про нас здесь будут складывать легенды, про нас споют песни… Зимний январь мы превратим в победный июнь! Помните, как вы дрались в июне? Вода грянула на мурманскую дорогу. Мы перенесли ее на восемьдесят километров. Тогда вода хлынула на карельский лес. Мы спилили его и связали плоты. Вода пошла на деревни. Мы перенесли их на возвышенности и построили на ней новые шлюзы, и построили новые школы, больницы, клубы. Мы отступили перед водой в полном порядке, и отступление было победой. Неужели мы теперь панически побежим? Сожжем для удара все силы и бросим на водораздельный канал! – Загремела отодвинутая скамья. Народ всколыхнулся. Бетонщик Ковалев опередил, опередил ударника начсмена Кужжиева и стремительно шел к сцене, стаскивая с головы шапку, судорожно, очень громко крикнул:
– Начальники! Успенский! Большаков! Я спасу вашу плотину, а то кану с ней на дно!
Его оттеснил, желая говорить, Топчиев из восьмого отделения.
– Я сижу на Северном шлюзе, на границе меж трудом и капиталом. Я вижу на сорокском рейде корабли капитала, приплывшие к нам за лесом. Их агенты стоят на мостике и смеются: «Вы убежите!» А их матросы и кочегары смотрят на нас и кричат: «Ребята, вам нельзя бежать!»
Ударника Толмачева сменил Минаев из коллектива «Красная трасса».
– Пусть водоразделу мы выделим лучших ударников. Пусть все другие бригады тоже выделят и шлют.
– Хватит! Работать будем, а не болтать! Моя смена даст норму и покажет, кто на что способен! Своим ударным трудом, перековкой! – взял наконец слово ударный начсмен каналоармеец. Кужжеев.
Народ, сидящий в зале, дружно поддержал. Участники слета обратились ко всем строителям с призывом:
– Каждому отделению прислать на водораздел в боевую фалангу по 250 человек.
Этим и решили, дружно выдвинув резолюцию слета.
А в подвалах Лубянки в эти дни шел допрос арестованного по 58 контрреволюционной статье заключенного Флоренского. Он упорно отрицал свою причастность к какой-либо враждебной организации, а следователь Максимов ему деликатно говорил:
– Нам известно, что вы не состоите ни в какой организации и не ведете агитации, но на вас в случае чего могут ориентироваться враждебные Советской власти люди, что вы не устоите, если вам будет предложено выступить против Советской власти. Вот почему мы вынуждены вас арестовать, ведется политика профилактического характера. Мы не можем так поступать, как поступало царское правительство, которое показывало на совершившееся преступление, нет, предотвращать должны, а то как же так – ждать, пока кто-либо совершит преступление, тогда его и наказывать? Нет, так дело не пойдет, надо в зародыше пресекать преступление, тогда будет порочное дело.
* * *
По пришествии двух дней прибыл новый этап с Украины в количестве двухсот пятидесяти человек. Их распределили по участку. Сразу по прибытию им бригадир выдал ломы и отправил этап новичков на штурм. Теплая одежда отсутствовала, для южных жителей это губительное обстоятельство, наводило на мысль, что злая жестокая зима своим холодом погубит их. Поставив в колонну заключенных, бригадиры вывели за проволоку, отведя наместо, оставили без конвоя. Сильный холод суровой вьюжной морозной зимы сковывал штурмовавший водораздел народ. На трассе дул проницающий холодный ветер, уносивший остаток сил. Земля из снежного покрова превратилась в сущий бетон, обмотки прохудились, ноги занемели на пальцах, мускулы рук ослабли. Жидковатые бушлаты продувало насквозь. После короткого наставления начальником Успенским этап бросили на штурм водораздела, в глубину котлована.
