12
МБВА КАЛИ».
СБОРНЫЙ ПУНКТ У ПОЖИРАТЕЛЯ СОЛНЦ
...Корабль стонал и трещал, медленно разрушаемый беспощадной хваткой черной дыры. На Мандроса Нукиэля накатила тошнота — это отказали гравиторы. Растущие приливные силы выбросили его из командного кресла и несли головой вперед к черной дыре. Голову и ноги тянуло прочь от солнечного сплетения — черная дыра распинала его в паутине искривленного пространства-времени.
Такому же противоестественному искривлению подвергалось его нутро, и его выворачивало наизнанку. Напор на диафрагму усиливался, не давая дышать. Перед глазами стоял красный туман, кожу головы покалывало.
На главном экране сращенный диск вокруг аномалии переливался цветами, у которых не было названия; клубки возмущенной материи вились вокруг, словно волосы на голове ведьмы. Ведьма разинула черную пасть, и корабль втянуло в нее...
* * *
Мандрос Нукиэль проснулся скованный параличом, тяжело дыша. Прошла целая вечность, прежде чем кошмар отпустил его.
— Свет, — прохрипел он, медленно садясь. Слабое ночное освещение прогнало тени и вернуло каюте привычный вид. Он спустил ноги с койки — теплый ковер на полу был успокаивающе реален. Нукиэль потер руками лицо и выпрямился.
Сознание твердило ему, что название злосчастного рифтерского корабля — простое совпадение с тем, что ему привиделось, но подсознание, очень окрепшее ночью, уверяло в обратном. Нукиэль не мог отделаться от видения, зазвавшего его на Дезриен, — видения, где Богиня в образе Ведьмы разрушила его небесное жилище.
Он прошлепал босиком к пульту, рассеянно накинув по дороге халат из шанта-шелка. Сиденье холодило тело сквозь тонкую ткань. В окне на экране появилась Элоатри — это был ее ответ на запрос об этих снах. Он снова с благодарностью отметил, что она говорит с ним из сада Обители — пестрые цветы и изумрудная трава служили визуальным антонимом наготе космоса, служившего ей фоном в его видении. У Богини, явившейся ему, было лицо Верховной Фанессы. Элоатри не пугала его, но и не успокаивала.
— Я уже говорила вам над Дезриеном, что Богиня не оставила нам послания для вас, но вы сами заметили, что кое-какие моменты призвавшего вас видения предвосхитили вашу теперешнюю ситуацию. — Она устало улыбнулась. — Одно несомненно: ни вы, ни я не знаем, в каком облике Она предстанет перед вами в следующий раз.
Он тряхнул головой, невнимательно слушая знакомые слова и замечания, отмечая, как тианьги, подстраиваясь под сад Элоатри, переходит на летние запахи. Предвосхитили, ничего не скажешь! Он не мог придумать лучшего воплощения Ведьмы, Богини-Разрушительницы, чем зияющая пустота черной дыры.
Верховная Фанесса закончила говорить, и на экране появилось стилизованное изображение Диграмматона. Нукиэль убрал его и вызвал собственное письмо к Элоатри, чтобы закончить его. До отправления следующего курьера осталось меньше шести часов.
Но не успел он приняться за дело, пульт тихо загудел.
— Нукиэль слушает, — ответил командор.
— Это Асавар. Корреляции по звездным измерениям закончены. Вы приказывали немедленно уведомить вас об этом.
Страх, не совсем еще оставивший Нукиэля после кошмара, окреп заново, когда он заметил напряженность в глазах лейтенант-коммандера. Офицер, почувствовав, видимо, реакцию командора, слегка улыбнулся и кивнул:
— Как я и боялся, радиус Пожирателя Солнц расширяется. Если соотнести мощность Пожирателя Солнц с количеством материи, падающей в черную дыру, мощность их оружия возрастает с той же скоростью. — В окне на экране возник график, иллюстрирующий доклад Асавара, — Показатели похожи на метку цефеиды*[2], — продолжал офицер, — но с каждым циклом выходят на чуть более высокий уровень — возможно, в итоге работы сходного механизма.
— Думаете, это темпатка? — Голос Нукиэля звучал хрипло, и он прочистил горло. У него вызывала неуютное чувство техника, способная регулировать мощность звезды, — и уж тем более рифтерша, контролирующая, в свою очередь, эту технику.
— Кто его знает? — пожал плечами офицер. — Но если Аватар согласится подождать еще пару месяцев, она ему больше не понадобится.
— Это если скорость не будет возрастать — иначе столько ждать не придется.
— Какой оптимизм, командор! — мрачно улыбнулся физик.
