– Понял. Это без проблем. Спасибо. До свидания.
– Спасибо на хлеб не намажешь, – скривившись, кисло заметил Кобзев, мгновенно же уворачиваясь от шутливого подзатыльника друга. – До видзеня. – По-польски произнёс он, церемонно, за руку прощаясь.
– До побачення, – по-украински ответил Евгений.
– Айл би бэк! – голосом Шварценеггера прохрипел Сашка.
– Будь ласка! – ответил Мальцев. – В дверь стучи ногами.
– Знаю, в руках будут подарки.
– О, йес! – ответил Мальцев, и все весело рассмеялись.
Друзья, шутники… Елена почти силой затолкала в лифт шутливо упирающегося мужа: «Мама, пусти!» «Домой, я сказала, домой!»
Расстались.
* * *
Не успел Мальцев проводить Кобзевых, только что лифт уехал, как зазвонил сотовый. Геннадий ждал звонка, давно ждал, правда себе не признавался в этом, но ждал. Звонила Алла. Голос у неё был особенно какой-то, непривычный: то смешливый, весёлый, она давилась смехом, торопилась говорить, глотала окончания слов, то в голосе слышались глубокие низкие драматические обертоны, темп речи замедлялся, словно она слушала только себя, любуясь своим голосом.
– Здравствуй, Геночка, это я. Извини, что так поздно… – трубка неожиданно разразилась звонким долгим смехом. Геннадий, растерявшись, слушал, не мог понять, что с ней происходит, где она. – Извини, – отсмеявшись, сказала она. – Мне что-то очень весело сегодня… Легко на душе. Я и не знала, что так может быть… Как там, кстати, твои дети? Ты доволен, да? Я тоже… Мне хорошо. Надеюсь, и тебе…
– Алла, – Геннадий прервал её. – Алла, что с тобой? Где ты? Ты здорова? Я сейчас приеду за тобой… Тут столько всего без тебя случилось… Алла… Ты…
Трубка в ответ вновь разразилась весёлым смехом, словно Алла вместе с разговором по телефону, смотрела какое-то необычайно смешное представление. Хотя Геннадий, будучи музыкантом, улавливал искусственную природу смеха, угадывал…
– Нет-нет, не надо, – отсмеявшись, отказалась она. – Забудь. У меня всё хорошо. Я тебе благодарна, претензий нет. Я не вернусь. Пусть будет так, как ты решил. – Снова взрыв смеха… – Я тебя понимаю: дети – это очень важно! Оч-чень!.. Я рада за тебя… Я плохая… Да-да… Я очень плохая… для тебя… Для других – нет. Извини меня. Всё. Не ищи…
– Алла, Аллочка, подожди, не отключай… Алла, я тебя люблю… Я… – но трубка уже молчала. Геннадий в сердцах повертел её в руках, не зная, что делать, положить, выбросить… на дисплее номера абонента почему-то не было, расстроено опустился на стул. Может, позвонит ещё, подумал он, поднялся, механически прошёл в свою комнату, лёг сверху на не разобранную постель…
В окно кто-то стучал…
Геннадий не сразу понял, что за окном гремит гром… Косой, сильный дождь глухо барабанил в окно, просился впустить, изредка вспыхивали молнии…
Дождь… Дождь – это хорошо… Дождь – это плохо… Всё плохо…
Закинув руки за голову, Геннадий долго лежал, глядя в потолок. Не потолок видел, видел Аллу. Как он познакомился с ней, как она пришла к нему, как они поженились, как она… Вспоминал особенно тёплые моменты их жизни, запоминающиеся. Эпизоды почему-то повторялись, словно многократно записанные. Потом Мальцев понял, догадался, что таких событий было мало, просто он их раз за разом повторяет в своей памяти, как приятные. Удивился, почему их мало. Четыре года вместе прожили. Попытался пересчитать на количество дней и ночей, но сбился. В голове гудело, мысли путались, вспыхивали лучиками эмоций, и гасли. Как молнии за окном. Мальцев даже не успевал их осмыслить. Но ведь были счастливые моменты в его жизни, были, он их помнил… Не особо в деталях помнил, а вообще. Некоторое время поразмыслив, признался себе, что это были его личные счастливые моменты, его мужские оценки, не её… Она была отражением его чувств… как инструмент… И правда, как инструмент. Сравнение было близким Мальцеву, понятным. Хотя бы его тромбон, например, взять, да любой инструмент, без музыканта это просто железка, собрание деталей, не более… В руках музыканта становится одушевлённым, волшебным… А так – просто предмет. Алла похоже отзывалась… Причём, Геннадий это отметил и с удивлением, и с горечью. Последнее время Алла и не стремилась, кажется, сама проявлять к нему чувства, звучать… Интуитивно он это чувствовал, старался, как нормальный музыкант не раздражать слух расстроенным инструментом, не касался его… Не правильно делал? Не правильно! Надо было исправить, починить… А можно ли? Любовь не табурет, не помятая, например, кулиса его тромбона… Как новой, или ещё лучше не станет… Рубец останется… беспокоить будет… Вот родила бы ему… Своих… Что уж теперь… И эти мальчишки хорошие… Да-да, хорошие! Особенно тёзка… Нет, Никита… Нет, оба… Где она? У кого? От чего ей так весело? Почему? Она издевается над ним, больнее хочет сделать… Да, издевается… Дождь…
Геннадий встал, открыл окно… Комната наполнилась свежим, прохладным, влажным воздухом… Мальцев несколько раз глубоко вдохнул, наслаждаясь живительным воздухом…
Долго ещё потом лежал, думал, не мог уснуть…
* * *
От дыма кальяна Аллочке было очень хорошо. Она впервые курила диковинное зелье. Несколько раз где-то видела, или читала об этом, но вот так, не приходилось.
Выйдя из ванны, она с удивлением услышала в воздухе квартиры пронзительный запах спелых яблок, и ещё какой-то, тоже сладковатый… Запахи необычные, интересные, манящие… Александр, успев проводить своего партнёра, в ожидании Аллы попеременно раскуривал кальяны, курил из обеих трубок. Один предназначался Азамату, но его, как никогда раньше удалось сегодня быстро выпроводить. То ли ситуация с наездом чьей-то крыши на него подействовала, то ли обещание будущего подарка…
Алла, с тюрбаном из полотенца на голове, в белом банном халате, выглядела очень элегантно, свежо и молодо. Хороша девочка, ах, хороша, отметил Александр, вставая навстречу. С улыбкой подошёл, чуть обнял её, попеременно коснувшись губами её щёк, отступил на шаг, восторженно оглядывая…
– Ай, хороша! Ай, красавица! – с нарочитой грустью причмокнул губами. – Не влюбиться бы… Боюсь!
– Почему? – Алла кокетливо повернулась вокруг себя, демонстрируя молодость и формы, поправила на голове тюрбан, должно быть волосы.
– Сердце старое разобьёшь! Как я жить буду?
– А оно у вас ещё есть? Не всем женщинам раздарили?
– О, нет-нет, берёг, дорогая! Как знал берёг! У нас, солнце моё, всё есть… И силы ещё, – Александр молодецки постучал себя по груди, – и средства, – похлопал по карманам, – и… ещё кое-что необходимое! – сладко и загадочно сощурился, утвердительно кивая головой, мол, понимаешь, о чём я говорю? Алла смутилась. Александр прервал недвусмысленную паузу. – Хочешь поужинать? Или… что с тобой? – Алла над чем-то размышляла. Александр чутко следил за её настроением, заметил это. – Тебя что-то беспокоит? Муж? Ещё что-то? Скажи, не стесняйся, я всё для тебя сделаю, всё!
Алла, конечно, смущалась. И положением, и поведением, и обстоятельствам, предшествовавшим своему здесь появлению, явной не двусмысленности. Не школьницей была, не проституткой… А вот… Всё же, кто она, зачем она здесь, почему?.. Не могла себе ответить. Что-то вело к нему уверенно и твёрдо, как никогда с ней раньше… Нечаянный интерес… Судьба? Провидение? Что? Не знала. Поэтому и смущалась. Одно хорошо было, мудрый Александр не лез к ней с откровенными притязаниями. Не то психолог был хороший, не то действительно влюбился, что вполне возможно, учитывая красоту молодой женщины, а может и неспособным для активных постельных действий был. На это, в принципе, Алла и рассчитывала. Лет ему где-то за пятьдесят, решила она, а может и все семьдесят… На взгляд азиата и не поймёшь.
