Он не мог поверить тому, что случилось с Фионой. Кристиана описала, как они нашли ее. Ее сбивчивый рассказ то и дело прерывался рыданиями.
— Я люблю тебя, — снова и снова повторяла она, не в силах перестать плакать. — Я так тебя люблю! — Они не виделись около двух месяцев, но ей казалось, что прошла целая вечность.
— Крики, я тоже люблю тебя. И хочу, чтобы ты поехала домой и успокоилась. Как только я смогу вырваться, я прилечу к тебе в Париж.
— Хорошо, — слабым голосом отозвалась Кристиана. У нее было такое ощущение, что она не сможет больше прожить без него ни дня. Они слишком долго не виделись, и так много ужасного за это время произошло.
— Поезжай домой, дорогая, — нежно сказал Паркер. — Все будет хорошо, — заверил он, переживая, что не может обнять ее и утешить.
— Нет, не будет, — всхлипнула она. — Фиона умерла, Паркер. Для нее уже ничего больше не будет.
— Знаю, — сказал он, все еще не в состоянии поверить в случившееся. Казалось просто невероятным, что Фионы, такой живой, страстной и любящей, больше нет. — Знаю. Но у нас с тобой все будет хорошо. Мы скоро увидимся.
Но Кристиана расплакалась еще сильнее, понимая, что это скорее всего будет их последняя встреча. Она больше не могла выносить прощаний и утрат. Паркер очень тревожился за нее. Она была буквально убита. Да и кто бы выдержал такое?
— Можно позвонить тебе домой? — осторожно спросил он.
Перед расставанием Кристиана дала ему свой номер телефона, но просила не пользоваться им без крайней нужды, чтобы не возбуждать подозрений. Однако Паркеру было просто необходимо знать, как она. Ведь у него были серьезные причины для беспокойства. Никогда в жизни Кристиана не была так потрясена и расстроена.
— Нет, я сама позвоню тебе, — без колебаний сказала Кристиана.
В голове у нее царила сумятица. Фиона умерла. Паркер далеко. Ее друзья в Синейфи оказались в зоне военных действий. И теперь ей нужно предстать перед отцом, хотя она совсем не готова к возвращению домой. За последние семнадцать часов она перенеслась из одной части света в другую и чувствовала себя как растение, которое вырвали с корнями из плодородной почвы. Лихтенштейн более не казался ей домом. Она чувствовала себя так, словно принадлежит Синейфи. А ее сердце находилось в Бостоне, с Паркером.
Вся в слезах, Кристиана повесила трубку. Макс и Сэм тоже выглядели расстроенными. Но хотя и им нравилось в Африке, у них не было и тени сомнений в том, что они поступили правильно. Они должны были доставить Кристиану домой.
— Нам очень жаль, что пришлось уехать в такой спешке, ваше высочество, — сказал Макс. — Но это наша работа. Пора было вытаскивать вас оттуда.
— Я понимаю, — вздохнула Кристиана. — Все шло к этому, особенно после гибели Фионы и нарушения перемирия. Не представляю, как местные жители переживут еще одну войну. — Ее сердце сжималось от тревоги за этих душевных, приветливых людей и сотрудников центра, которых она успела глубоко полюбить.
— Им придется очень туго, если война и вправду разгорится, — признал Макс. Они с Сэмом много говорили на эту тему во время перелета. Даже вмешательство ООН не смогло остановить военные действия.
— Я ужасно волнуюсь за тех, кто остался в лагере, — добавила Кристиана.
— Они знают, когда нужно уносить ноги. Им и раньше приходилось бывать в подобных переделках.
Но для Кристианы это время уже пришло. Князь никогда бы не простил их, если бы с его дочерью что-нибудь случилось, да они и сами не простили бы себя.
Во время короткого перелета из Франкфурта в Цюрих они почти не разговаривали. Кристиана онемела от горя. Потеря подруги, разлука с любимым человеком, отсутствие надежд на совместное будущее, необходимость уехать из мест, к которым она так привязалась за последние месяцы, — все это, вместе взятое, было для Кристианы невыносимым. И теперь, несмотря на радость от предстоящей встречи с отцом, она чувствовала себя так, словно возвращалась в тюрьму, где ей суждено остаться навеки, принеся свое будущее в жертву долгу. Более чем когда-либо она воспринимала свое высокое происхождение как наказание, которое ей придется нести всю жизнь. Кристиана разрывалась между тем, что ей внушали с детства, и тем, чего жаждала ее душа: между обязательствами перед своей семьей и желанием быть с человеком, которого она любила.
В аэропорту Цюриха ее ждал отец. Он обнял дочь со слезами на глазах. Последние сутки дались ему особенно тяжело. В сводках новостей, за которыми он пристально следил, говорилось, что ситуация стремительно ухудшается, и князь был благодарен Максу и Сэмюелу за то, что они вывезли его дочь из Асмэры, прежде чем случилось что-нибудь непоправимое.
Ему хватило одного взгляда на ее неулыбающееся лицо, чтобы понять, что дочь изменилась. Кристиана казалась повзрослевшей, словно из девушки превратилась в женщину, которая знает, что такое настоящие чувства, лишения и тяжкий труд. Как это случалось со многими, Африка проникла в ее душу и сделала ее другим человеком.
Таможенники Цюриха пропустили Кристиану, даже не заглянув в ее паспорт. В этом не было нужды. Все знали ее в лицо и приветливо ей улыбались. Правда, на этот раз она не ответила на их улыбки. У нее не было сил.
Кристиана уселась в «роллс-ройс» с отцом, его постоянным водителем и двумя телохранителями на заднем сиденье. Сэм и Макс следовали за ними в машине службы безопасности. Они были рады возвращению домой после успешно выполненной работы, хотя и испытывали грусть, оставив в Африке своих новых друзей.
По пути в Лихтенштейн они разговаривали мало. Кристиана молча смотрела в окно, держа отца за руку. Стояла прекрасная осенняя погода. Благодаря отчетам Макса и Сэмюела князь знал о случившемся и полагал, что подавленное настроение Кристианы вызвано шоком, связанным с гибелью подруги. Однако о том, что ее состояние было также следствием разлуки с Паркером, отец, конечно, не догадывался.
— Я скучала по тебе, папа, — сказала Кристиана, повернувшись к отцу.
В его взгляде светилась такая нежность, что Кристиана с новой силой осознала, что не может разбить его сердце. Даже если ради этого придется пожертвовать собственным сердцем и сердцем Паркера. Двумя сердцами ради одного. Хотя это казалось ужасной платой за верность долгу.
— Я тоже скучал по тебе. — Голос отца дрогнул.
Они все еще держались за руки, когда машина остановилась у дворца в Вадуце, где Кристиана выросла. Однако она не чувствовала, что вернулась домой. Ее дом был с Паркером и людьми, которых она оставила в Синейфи. За эти девять месяцев жизнь, для которой она была рождена, стала казаться ей чуждой. Она вернулась другим человеком. И отец почувствовал это.
Кристиана вышла из машины, улыбаясь слугам, которые высыпали ей навстречу. Примчался Чарлз и принялся лизать ее лицо, радостно виляя хвостом. В дверях она увидела Фредди, который специально приехал из Вены, чтобы повидаться с сестрой. С Чарлзом, следовавшим за ней по пятам, Кристиана поднялась по ступенькам. Фредди обнял ее и поцеловал. Все были счастливы видеть ее, но Кристиана чувствовала себя так, словно оказалась в кругу незнакомцев. Кто-то из встречающих назвал ее «ваше высочество», но ей не хотелось снова становиться принцессой. Она предпочла бы остаться Крики из Синейфи, которой она была на протяжении этих необыкновенных девяти месяцев.
