Ассасин принялся надавливать на окрестные камни. В метре от пола он нашел незакрепленный камень. Эцио чуть сдвинул камень, и тогда в стене образовался узкий проем. Проем оканчивался нишей, куда едва можно было протиснуться. Там, на узком пьедестале, лежал еще один круглый каменный диск. Третий ключ. Эцио кое-как пролез в нишу, чтобы забрать его, и вдруг ключ засветился. Свет становился все ярче. Ниша увеличивалась в размерах. Эцио опять перенесло в другое место и другое время.
Ослепительный свет немного померк, превратившись в обычный солнечный. Эцио вновь увидел Масиаф. Сердце подсказывало ему, что он попал во время, отделенное от предыдущего воспоминания несколькими десятками лет. Он не знал, сон это или странная явь. Что-то связывало его со всем этим. Какой-то странный опыт. Какая-то странная память.
Эцио утратил ощущение собственного тела. Он слился с происходящим, хотя и не ощущал себя участником событий. Он смотрел и ждал…
Он снова увидел человека в белом плаще, которого уже нельзя было назвать молодым. Эцио не ошибся: прошло несколько десятков лет.
43
Альтаиру было уже за шестьдесят, но он оставался все таким же стройным и бодрым. Эцио увидел его сидящим на каменной скамейке возле скромного деревенского жилища. Пожилой ассасин о чем-то размышлял. Жизнь его не была безоблачной. Вот и сейчас она, похоже, готовилась нанести ему очередной удар. Но несмотря ни на что, могущественный древний предмет по-прежнему оставался у него. Надолго ли Альтаиру хватит сил, чтобы и дальше удерживать Яблоко? Сколько еще он будет упрямо противостоять нескончаемым ударам судьбы?
Размышления Альтаира прервала его жена, вышедшая из домика, но он был даже рад на время отвлечься от тягостных раздумий. Англичанка Мария Торп прежде принадлежала к ордену тамплиеров. Но время и обстоятельства превратили ее из противника Альтаира в его верного союзника и спутника жизни. После долгого отсутствия они вернулись в Масиаф, чтобы вместе встретить очередной удар судьбы.
Мария села рядом, сразу почувствовав, в каком состоянии находится ее муж. Альтаир сообщил ей печальные вести:
– Тамплиеры вновь завладели кипрским замком, где у них был архив. Аббас Софиан не отправил подкрепления нашим защитникам. Они держались до последнего, но их всех перебили.
Мария слегка приоткрыла рот от удивления.
– И как только Бог это дозволил?
– Мария, послушай меня. Когда долгих десять лет назад мы покидали Масиаф, наше братство было сильным. А все эти годы оно лишь слабело и приходило в упадок.
Марию душила ярость, но эта женщина умела владеть собой.
– Аббас должен ответить за содеянное, – тихо сказала она.
– Ответить? Перед кем? – сердито спросил Альтаир. – Нынче ассасины выполняют только его приказы.
– Альтаир, не поддавайся желанию отомстить, – сказала Мария, взяв мужа за руку. – Сейчас твое оружие – правдивые слова. Если ассасины услышат их от тебя, они поймут ошибочность своих действий.
– Мария! Аббас не только развалил братство. Он повинен в гибели нашего младшего сына, а потому заслуживает смерти!
– Да. Но если ты не сумеешь вернуть себе власть в братстве достойным образом, его основы окончательно пошатнутся.
Альтаир снова ушел в раздумья. Вероятно, внутри его шла напряженная борьба. Потом он поднял голову. Лицо его стало светлее.
– Ты права, Мария, – своим прежним спокойным голосом произнес он. – Тридцать лет назад я позволил страстям взять верх над разумом. Я был упрям и честолюбив. Это из-за меня в братстве возникла трещина. В нынешнем упадке есть немалая доля и моей вины.
Альтаир встал. Поднялась и Мария. Продолжая разговор, они медленно пошли по пыльной деревенской улице.
– Говори с людьми убедительно, и те, кто не разучился думать своей головой, прислушаются к тебе, – ободряла мужа Мария.
– Возможно, кто-то и прислушается, но только не Аббас, – покачал головой Альтаир. – Мне нужно было бы изгнать его из братства еще тридцать лет назад, когда он попытался украсть Яблоко.
– Это было бы проще всего. Зато своим милосердием ты завоевал сердца многих ассасинов.
– А ты-то откуда об этом знаешь? – лукаво улыбнувшись, спросил Альтаир. – Тебя тогда здесь не было.
Мария тоже улыбнулась.
– Я же вышла замуж за непревзойденного рассказчика, – беззаботно ответила она.
Они подошли к крепости. Казалось, будто лучшие дни Масиафа остались далеко позади. Оплот ассасинов находился в полном запустении.
– Ты только посмотри, – прорычал Альтаир. – Осталась лишь тень былого величия.
– Мы с тобой слишком долго отсутствовали, – осторожно напомнила ему Мария.
– Но мы же не в изгнание отправились, – раздраженно возразил Альтаир. – Монгольская угроза – эта «чума с Востока» – не пустые страхи. Орды Чингисхана – серьезные противники. Мы не могли вернуться раньше. Кто здесь посмеет нас за это упрекнуть?
Они двинулись дальше.
– А где Дарим? – спохватилась Мария. – Наш сын уже знает о гибели брата?
– Четыре дня назад я отправил Дариму послание. Если гонец добрался до места, Дарим уже знает о случившемся.
– Значит, он вскоре приедет.
– Если Богу будет угодно, – угрюмо ответил Альтаир. – Знаешь, когда я думаю об Аббасе, то испытываю к нему почти что жалость. Его неприязнь к нам – как железный плащ, который он вынужден постоянно носить.
– Дорогой, я не оправдываю Аббаса. Но рана в его душе слишком глубока. Быть может… быть может, это сделает его восприимчивым к правде.
Едва дослушав слова жены, Альтаир замотал головой:
– Кого-кого, но только не Аббаса. Для раненого сердца вся мудрость сосредоточена на острие кинжала.
Альтаир снова умолк, глядя по сторонам. Деревенские жители, шедшие им навстречу, опускали глаза или отводили взгляд.
– Посмотри, что стало с людьми! Из них словно выбили все чувства, кроме страха.
– Власть Аббаса лишила их радости.
Альтаир резко остановился, повернулся к жене и стал вглядываться в ее лицо. Испещренное морщинами, лицо Марии по-прежнему оставалось красивым. В ее ясных глазах он видел отражение долгого пути, пройденного вместе.
– Мария, я не удивлюсь, если мы идем навстречу своей погибели.
– Возможно, что так, – ответила она, взяв его за руку. – Но мы идем туда вместе.
44
Альтаир и Мария вплотную подошли к крепости. Здесь им стали встречаться знакомые ассасины. Однако собратья вели себя так же, как жители деревни. Ни одного дружеского рукопожатия. Ни одного радостного возгласа.