Утренняя служба: капелла, 9:00, его преподобие Джонатан Хитч, пастор Мелкумского прихода, гимны 285, 57, 297;
начало коротких каникул.
Наконец-то Марина дома. Она пережила еще полтриместра в Кум-Эбби, чуть не сошла с ума от тоски по родным и готова упасть в мамины объятия, забраться к ней в карман, заплыть в рот, как малек зубатки. «Я, – торжественно клянется Марина, – никогда не буду сердиться ни на семью, ни на перетопленные батареи, ни на любопытных венгерских знакомых, которые расспрашивают о месячных, – никогда!»
Надолго ее хватает? На десять минут? На пять?
В первый же вечер бабушки наперебой предлагают ей: сделать стрижку, выпить чаю у леди Ренаты, щегольнуть красотой в «Фемине». Все внушает ей чувство вины. Если кто-нибудь спросит о химии, правда выйдет наружу.
Однако никто ни о чем не спрашивает.
Дома совершенно нечем заняться. Короткие каникулы в Илинге начнутся только через неделю. Трудиться на крошечной кухоньке рядом с мамой, видеть каждую ее черточку – волосы в муке, руки в сахарной пудре, передник в петрушке – невыносимо. Марина переводит взгляд от ее затылка на сковородку и печально вздыхает. Надежды на переписку с матерью Гая оказались бесплодными, но можно, думает она, написать еще раз. Вдруг миссис Вайни ее пригласит. Вдруг она только и ждет удобного случая.
– Мне точно никто не звонил? – спрашивает Марина.
– Никто, солнышко.
– Потому что я жду звонка от, м-м-м, подруги, насчет домашней работы. Просто подруги. Ее зовут Нэнси.
Марина знает, что несет чушь, и чересчур нервно перемешивает томатный соус, но маме, как видно, довольно и этого. Нет, правда, можно подумать, она сама хочет, чтобы ее обманули.
В понедельник мама и бабушка идут на работу, Ильди – в библиотеку, а Жужи встречается с Шари Перлмуттер в бассейне («Маринака, не хочешь похудеть?»). Ей оставили на обед суп из фасоли с сосисками, мясной рулет и апельсин, дали денег на новую выставку Пикассо и запретили кусать губы («Потому что, – сказала Рози, – ты похожа на сумасшедшую девочку»). И, что самое ужасное, сегодня День святого Валентина. Разве такое возможно – ходить в школу со смешанным обучением (а по сути, в школу для мальчиков) и не получить открытки? Марина боится, что возможно. Ей никогда не дарили настоящую валентинку. Если мама Гая или его сестра спросят, что она получила в этом году, Марина соврет.
В ожидании почты можно сойти с ума. Она тайком ищет Венгрию в атласе, но вместо Паласлани в Карпатах находит только русский Польслав. Вдруг ее пригласят в «Стокер» и мистер Вайни опять заведет разговор о географии?
Интересно, что сейчас делает мистер Вайни? А миссис Вайни? Думают ли они о Марине?
В наши дни многие врачи уверены: осведомленный пациент – счастливый пациент. Они держат в приемных полезные схемы и анатомические макеты, которыми их охотно снабжают торговые представители фармацевтических компаний. Это несложно.
Однако Алистер не из их числа.
Как же Лоре узнать то, что ей нужно? Маринины учебники биологии не помогли: из них, похоже, вырезали все упоминания о болезнях, будто какая-нибудь ряска важнее человеческой слабости. Где-то в приемной может найтись информация, способная спасти Петера или по крайней мере ответить на вопросы, которые Лора не осмелилась задать, – и она тайком листает устаревшие справочники, внимательней обычного выслушивает жалобы пациентов, ждущих осмотра, и наконец перед самым закрытием находит в глубине картотеки маленький пластиковый макет человеческого торса.
– Ты выписала направление для миссис Трент? – напоминает Марг. – Главный спрашивал.
– Секунду, – отвечает Лора, – я только… я…
Как после стольких лет можно прийти в замешательство при виде внутренних органов? Эти красные фасолинки, наверное, и есть почки. Лора касается одной из них пальцем – на самом деле гладит. Вот бы, думает она, посмотреть на них, как смотрят в мексиканских церквях на металлические сердечки и ножки, и одним взглядом исцелить человека. В безнадежных обстоятельствах иногда случаются чудеса; но вдруг ты исчерпаешь отведенный тебе запас, а потом не сумеешь помочь своему ребенку?
В автобусе по дороге домой Лора устраивает себе разнос. Нельзя пять недель жить мечтой о каникулах, а с их приходом бродить, как в тумане, с ужасом ждать, когда Марина снова покинет дом, и при этом всеми силами ее избегать. Разве прошлым вечером ты утолила тоску по дочери, пока была рядом? Проявила терпение и снисходительность, увлеклась ее историями о скучном мистере Кендалле и жестоком мистере Понде? Нет, нет и нет.
Только на Москоу-роуд она понимает, что забыла отправить дочери валентинку. С ней такое впервые. Раньше Марина всегда получала открытку: и в детстве, когда для счастья хватало материнской любви и тисненых котят, и подростком, когда Лора терялась в раздумьях, какая подпись заставит дочь поверить в будущую любовь и не внушит ей ложных надежд, что открытка пришла от какого-нибудь прыщеватого школьника или, хуже того, от отца. В этом году ей кажется, что обычный компромисс:
? [мама]
не сработает. Марина так легко выходит из себя; с возрастом она становится все раздражительней. Что ж, думает Лора, отпирая входную дверь, теперь-то поздно – не станет же она подделывать штемпель.
– Есть кто дома? – кричит она с порога.
А потом видит цветы.
На обеденном столе благоухает, по крайней мере, десяток пухлых нежно-кремовых роз. Марина по-заячьи недоверчиво смотрит поверх букета. У Лоры пересыхает во рту. Она едва смеет спросить:
– Что это?
Марина громко сглатывает комок и краснеет.
– Я… ты знаешь, что сегодня День святого Валентина?
Лора кивает.
– Я догнала человека, который их принес, – говорит Марина. – А он только ухмыльнулся. Так грубо – как будто это не мое дело. Я… ты не ждала ничего такого?
– Нет, конечно, – немного резко отвечает мама.
Будет странно, если она их коснется? Выпуклые лепестки похожи на женские груди. При виде букета ей сразу подумалось: Петер. Бывают же глупые мысли! Нужно выкинуть его из головы.
– Солнышко, – неуклюже говорит Лора, – ты должна знать, кто их тебе прислал.
Маринино лицо расплывается в улыбке.
– Ты думаешь, это мне?
– Кому же еще?
– Да, больше некому.
Лора изображает восхищение.
– Какие красивые! – говорит она. – Наверное, они от того мальчика, Гая?
– Ты думаешь? – поникшим голосом спрашивает Марина.
– Но ведь больше не от кого? Хотя, чем гадать, лучше посмотри.
– Я не…
– Разве карточки не было?
– Чего не было?
– Глупенькая, – говорит Лора, – вот же белый конверт.
