— Какого черта ты спрашиваешь?
— Чтобы знать. Если судить по виду, ты на грани срыва.
— Наверное, хорошо. Мне серийный убийца присылает по почте кусок расчлененки. Лейтенант Граймс фактически в упор меня спрашивает, являюсь ли я слугой Жан-Клода. За один только анализ крови у меня можно отбирать значок, но никто со мной на эту тему не приходит говорить. Я уже несколько месяцев живу в цирке с Жан-Клодом и ребятами и скучаю по своему дому. По своим вещам. По уединению с Микой и Натэниелом. С кем бы то ни было вообще. Слишком, черт побери, много мужчин в моей жизни, и я понятия не имею, что мне с этим делать.
— Мой совет по организации твоей романтической жизни тебе не нужен, Анита.
— Пожалуй, нет, — улыбнулась я.
— Но ты не единственный маршал противоестественного отдела, подвергшийся нападению на работе. Я думаю, что если ты не перекинешься реально и нельзя будет доказать в суде, что ты опасна, никто цепляться не будет. Никто же не захочет, чтобы на него подавали в суд за незаконное увольнение или что-нибудь в этом роде. И уж точно никто не захочет, чтобы первой из нас, кто будет отстаивать свой значок в суде, была ты.
— Почему? — спросила я.
— Ты женщина. Ты красивая. Ты миниатюрная. Просто плакатная деточка, которую обижает большое, грубое, злое правительство.
Я посмотрела на него, нахмурив брови:
— Эдуард, я никому не жертва.
— Я это знаю, и ты знаешь, а пресса не знает.
— Ты хочешь сказать, что будь я мужчиной, меня бы уже попросили сдать значок?
— Не обязательно. Но то, что ты девушка, здесь работает в твою пользу, и не надо ворчать.
Я покачала головой:
— Ну, ладно, хрен с ним. Ты думаешь, СВАТ и вправду настоит на том, чтобы идти с нами?
— Если мы выполняем ордер, то да.
— Тогда поездка к тиграм почти бессмысленна. Я в их присутствии не смогу говорить свободно.
— Можем сперва поехать к жрице, но уйти от Граймса и его людей тебе не удастся.
— Вот черт!
— Иметь за спиной столько огневой мощи и техники — почти всегда хорошо. Но тебе, мне или Отто она мешает делать или говорить вещи, которые СВАТ лучше бы не видеть или не слышать. У тебя — из-за секретов, у нас — из-за практических действий.
— Я тоже не теоретик, Эдуард.
— Тед, Анита. Постарайся запомнить и называть правильное имя.
— Хорошо, Тед. Свою долю практической работы я тоже делаю. — Я сделала глубокий вдох и выдохнула очень медленно. — Можем съездить к жрице, пока ждем ордеров. Это даст мне иллюзию, будто мы делаем что-то полезное.
Бернардо и Олаф пододвинулись и оказались рядом. Я и не заметила, что они в пределах слышимости — этот факт достаточно красноречиво говорит, что я отвлеклась больше, нежели позволительно на моей работе.
— Ты какая-то пришибленная, детка, — сказал Бернардо. — Твой неживой бойфренд тебя достал?
— Не называй меня деткой, равно как и другими ласкательными прозвищами. Это ясно?
Бернардо развел руками, будто говоря: да ради бога!
— Твой любовник-вампир тебя расстроил?
Бернардо просто дразнился, а у Олафа прозвучало весьма серьезно.
— Мои отношения с Жан-Клодом никого из вас не касаются.
Он смотрел молча, и даже через темные очки было видно, каким тяжелым и неприятным взглядом.
— Что такое? — спросила я.
Между нами встал Эдуард, в буквальном смысле загородив меня от него.
— Анита, брось. Мы едем к жрице Шермана, тем временем придут ордера. С полицейским сопровождением разберемся в свое время.
Я поняла, что Эдуарду нужно сообщить о некоторых возможных проблемах с тиграми. Но не хотелось, чтобы пришлось что-то объяснять двум другим.
— Есть разговор, Эдуард.
— Говори.
— Наедине.
— Ну только что ты обсуждала наедине, — сказал Бернардо.
— Нет. Это я вышла из себя, а вы оба отошли подальше от истерички, предоставив Э… Теду разбираться. А сейчас у меня действительно с ним личный разговор.
— Мы — твой резерв. Мы не должны знать, что происходит?
— Я расскажу… Теду, и если он решит, что вам нужно знать, расскажу и вам.
Им это не понравилось, но когда они сели в кондиционированную машину на жаре, Бернардо заметил некоторые плюсы. Олаф отошел, потому что выбора не было, но ему просто не нравилось.
И когда мы остались вдвоем на гулкой и яркой жаре невадской пустыни, я рассказала Эдуарду. Рассказала про Макса и его королеву, которые хотят, чтобы я спала с их тиграми. Рассказала, как случайно дала силу Криспину.
Эдуард снял шляпу, потер рукой ленту и надел снова.
— У тебя всегда чертовски интересные проблемы.
— Это жалоба?
— Всего лишь наблюдение.
— Ты теперь знаешь все, что знаю я. Тем двоим тоже нужно сказать?
— Частично.
— Тогда ты им скажи сам, сколько сочтешь нужным.
— А если я им расскажу все?
— Если ты считаешь это правильным, я доверяю твоему суждению.
Он кивнул и двинулся к машине.
— Давай уберемся с солнца, и я им расскажу что-то, пока будим ехать к колдунье.
— Она — верховная жрица викканцев. Не все викканцы любят, когда их называют колдунами или ведьмами.
— Запомню.
— Ты это и так знал.
Он улыбнулся:
— А знаешь, если бы мы и вправду спали друг с другом, Олаф бы отвалил.
Я посмотрела на него тем взглядом, которого эта фраза заслужила.
— Ты же не всерьез?
— Насчет сделать это реально — нет. Донна ни тебя, ни меня не простила бы, а Питер был бы убит. Ну, и вообще это било бы… — он неопределенно повел рукой в воздухе, — неправильно.
— Как с родственником, — подсказала я.
Он кивнул:
— Вроде того. Это в наши отношения не вписывается.
— И что же ты предлагаешь?
— Насколько ты близка с этим тигром Криспином?
— Библейски, — ответила я. Он улыбнулся и покачал головой:
— Он доминантный или слабый?
— Слабый.
— Это не заставит Олафа отступить. Должен быть кто-то, кого Олаф может уважать.
— Ничем не могу помочь. А погоди, он же знает, что я сплю с Жан-Клодом, Микой и Натэниелом. И ты хочешь сказать, что никто из них под его мерки не подходит, а ты подходишь?
— Он не будет уважать никого, кого может посчитать геем, Анита.
