Книга Защита - Станислав Хабаров

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61

6

Я лежу под травяным грибком рядом с бассейном. Высоко в небе в прозрачной голубизне парит надо мной эта странная птица, называемая мною по-разному, в зависимости от настроения: «абракадаброй» или «ангелом смерти» за ломаный профиль, зигзагом рисующийся высоко над землёй. Что чертит она на распахнутом полотне неба? Её контуры не похожи ни на что. Живая она или искусственная – поди пойми. Может, это очередной анонимный наблюдатель системного аналитика судеб? Не знаю я, что будет дальше, что записано в моей учётной книге жизни, и сколько в ней страниц? Ничего об этом не знаю я наверняка и имею лишь предположения.

Надо мной шикарная пальмовая ветвь, что видна с моего места, из-под травянистого грибка, с лежака у бассейна. Она врезана в голубое небо. Пальмы здесь кругом: у бассейна и на острове, и только рядом с нашими лежаками возле многоствольного гигантского дерева, по обе его стороны торчат иглистые лапы кактусов. Однако пальма на острове бросается в глаза, она совершенство, одна из всех кажется нерукотворным чудом. Она блестит небрежно ветвями, повернутыми к солнцу, четко вырисовываясь на фоне небесной синевы. И место у неё необычное: посреди бассейна на островке.

Красива она, нет слов! При ветре она чуть шевелится и блестит тонкими листьями, а противоположные солнцу ветви, оставаясь в тени, рисуются четким профилем. В отличие от ветви Лезона, она живая. И пожалуй, это моя единственная наградная пальмовая ветвь. Она мне дорога, как и её золотой аналог выдающимся художникам моды, ещё и оттого, что я отчётливо понимаю, что это – единственно возможная моя наградная ветвь, которой награжу я себя, если заслужу. Она естественная и единственная для меня в мере вещей, хотя другим на неё наплевать.

Я здесь всего лишь прибрежный пляжный философ, рассуждающий на лежаке. Проходят девушки в форме, предлагая заказать коктейли, физкультурники, массажистки, фотографы предлагают свои услуги. Например, сняться, держа в руках игуану или какаду. Празднично-яркого попугая. Я ассоциирую себя с его перьями.

По сути своей я пиарщик и всегда пиарщиком был, раскрашивая всё в привлекающие цвета. Не дело моё говорило за себя, а сам я о деле. Так видится не птица, а её яркие перья. А я, как это ни печально, попугай. Всю жизнь завлекающе бил в барабан, заглушая всех.

Яркий наряд попугаев удивляет. Он вопреки всему. Не понимаю, как попугаи выжили. Живое в природе, как правило, маскируется. А какаду, словно в насмешку, разряжен, как на маскараде, и это загадочно. Выживают неприметные, а яркость – предупреждающая, и ничего хорошего, как правило, не сулит. Ярчайшей окраски, например, ядовитые лягушки, которых выучились поедать индейцы. Яркие осы и пчёлы призваны пугать. А чем пугает попугай? Простите за тавтологию.

Я думаю, они прячутся в роскошной тропической листве и обитают в природе на верхних этажах сельвы, где мало противников и можно позволить себе яркий наряд. К верхушкам огромных деревьев в джунглях не добраться с земли, а роскошная листва тропического леса маскирует их сверху от крылатой нечисти. И из этого конкретный практический вывод: выбирай себе место, где безопаснее для тебя. И не нужно скрываться и прятаться, а просто селиться в спокойных районах, хотя всё на глазах меняется, и пригодное вчера сегодня небезопасно, нестатусно, и следуют новые поиски.

Если стать богобоязненным, нужно забыть про море и купаться на людях в бассейне, хотя это и обидно, когда рядом море, солёная вода, волны, словом, стихия, и если идти по нисходящей, то можно скатиться к водным процедурам в душе номера.

7

По сторонам наших лежаков сплошной интернационал. Справа от меня – пара из Германии, слева – итальянский дуэт.

Европейцы в Мексике для меня загадка. Что их погнало сюда, через океан? Американцев на завтраке ищи у кувшинов со свежевыжатым апельсиновым соком. Они любители стандартов и усвоили, что самый-самый – апельсиновый сок. Бесспорно, сок сам по себе неплох.

«Сок из свежих апельсинов,

Что растут под небом синим».

Но и на солнце есть пятна, а в апельсинах – повышенная кислотность и избыток сахара. У европейцев с этим погибче. Предпочитают зелёный сок, кажется, из кактусов. А немцы тяготеют к супам. Супы их страсть.

Я их поэтому еще во время ужина отличил среди снующих с тарелками. Они обрадовались, обнаружив на углу, на изломе зала, керамические кувшины с супом: овощным и грибным, пастообразным. Что их завлекло сюда, по эту сторону океана, вместо близкого им Лазурного берега, Монако, Канарских островов, которые для них почти что рядом, у Геркулесовых столбов? Правда, здесь в канун Кристмаса и смены года потеплее. А может, их манит пиратская слава здешних мест или азарт первооткрывателей островов Бразил и женщин, хотя это теперь весьма спокойный курорт, совсем не для молодых и ближе к раю для пенсионеров. Возможно, первопричиной – немецкая тяга к познанию и упорядоченности. Она сорвала их с насиженных мест, чтобы своими глазами увидеть, узнать, посетить.

Они приходят несколько позже, как бы опровергая наивность моей привычки занимать лежаки спозаранку и, обозначив присутствие вещами, отправляются в цивильное месиво, где пьют коктейли, играют в волейбол, участвуют в аттракционах, плавают в море и катаются на лодках и на парашютах за катером и прочее, и прочее. Не знаю конкретно, чем они увлекаются, я за ними не следил. А позже возвращаются и плавают в бассейне, читают лёжа и прыгают с бортика в воду. Он высокий, большой, широкоплечий. Она мне напоминает большую, чисто вымытую самку кенгуру.

В бассейне я не плаваю. Моё отношение к бассейну похоже на презрение птиц к копошащимся у берега и к сухопутным водоплавающих. Вода бассейна чиста. Она меняется. В центре его огромной ванны непрерывно бьет струей фонтан из развёрзнутой каменной змеиной пасти. Вода играет бликами на голубом кафеле дна. Снимки её привлекают интернет-пользователей в стоковых агентствах, как фон, универсальный и несколько загадочный.

У меня есть опыт международного общения, поработал я и с американцами, и с европейцами. И из них я бы выделил немцев. Они были, пожалуй, наиболее эрудированны, точны в сведениях и скромны.

О немках я ничего лестного не скажу, хотя они не были лишь фоном в разговоре и действительно что-то знали, а не бравировали сведениями и фактами, как знакомые еврейки, единственным достоинством которых была острая память, которой они умело пользовались, щеголяя названиями и именами, произносимыми ими с брезгливой наглостью или, как принято говорить, «через губу».

Немцы – единственные из иностранцев, с которыми я способен худо-бедно заговорить. Скорее, это получится разговор на уровне азбуки, но ведь другого мне не дано. Немцы мне языково ближе, в старших классах и в институте я изучал немецкий язык и даже выписывал журнал: «Neu Berlinner Illustrirte».

«Нет пророка в своём отечестве». Мне нужно с кем-нибудь посоветоваться. А отчего бы и не с немцами? Славяне ведь пригласили иностранцев навести порядок в своей земле (хотя историю с варягами Д. С. Лихачёв считал вставной легендой в истории), а бедная немецкая принцесса без знания и опыта вошла в историю, как Екатерина Великая из-за разумного престольного владения в нашей стране. Впрочем, немногое требовалось для страны, извечно управлявшейся мерзавцами и проходимцами. Не зря умные люди приглашали в Россию немцев, и возле собственной альма-матер топографически значилась немецкая слобода. Немцы не раз становились учителями для нас, как для них стал учителем Ататюрк, что учил их фениксом восставать из пепла.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61