Книга Губернатор - Александр Проханов

В Глобал-Сити, в зеркальной мечети, встретились Головинский и пресс-секретарь Луньков. Местом общения была гостиная, украшенная бирюзовыми изразцами, состоящая из нескольких ярусов. На каждом ярусе размещался зимний сад, тропические лианы свисали вдоль стен глянцевитыми космами, напоминая о висячих садах Семирамиды. Головинский и Луньков сидели на мягких табуреточках, изукрашенных резьбой и лазуритом. Головинский просматривал кардиограммы, на которых сердце Плотникова оставило рваный страдающий след.

– Великолепно, Петр Васильевич. Так хороши, что хоть выставляй в Галерее современного искусства!

– Врач говорит, что болезнь приобрела такую динамику, что уже необратима.

– Еще маленький толчок, крохотное усилие, и произойдет взрыв! – Головинский весело всматривался в синусоиду и всплески, и казалось, что его волнистый нос воспроизводит прихотливые линии.

– Это убийство, которое не оставляет следов, – произнес Луньков, сравнивая пробегавшую вдоль носа волну с кардиограммой. – Этот метод нужно преподавать в разведшколах. Нам его не преподавали.

– Он уже преподается, Петр Васильевич. Называется «Метод бесконтактного устранения». Все эти старомодные снайперы, фугасы, яды уступили место методикам, перед которыми бессильны любая охрана, любая служба безопасности. То, что мы проделали с Плотниковым, можно проделать с президентом. Гибель настигнет его за кремлевскими стенами, не поможет тройное кольцо охраны, верные телохранители. Вы исследуете тайный волновод, соединяющий его сердце с внешним миром, и запускаете волну смерти.

– Восхищаюсь вами, Лев Яковлевич. Нас в разведке этому не учили.

Маленький фонтанчик мерцал струйкой воды, которая опадала в бассейн, выложенный агатами и яшмой. В бассейне плавали ленивые красные рыбы с вуалевыми хвостами, смотрели из воды выпуклыми глазами.

– Вы прекрасно поработали, Петр Васильевич. Здесь нам больше делать нечего. Одни гробы. Готовьтесь к переезду в Европу.

– Мне казалось, Лев Яковлевич, что здесь, в губернии, только начинается наша работа. Место, как говорится, расчищено. Теперь вы его займете. Можно начинать компанию по избранию нового губернатора.

– Петр Васильевич, неужели вы могли подумать, что мне интересна эта унылая губерния? Ну, убрали одно ничтожное насекомое, неужели мне ползать вместо него?

– Каковы ваши планы?

– Я забираю вас с собой в Европу. Там работает «Агентство ближневосточных проблем». Это закрытый центр, который участвует в трансформации ближневосточного региона. В этом регионе скоро исчезнут одни границы и будут прочерчены другие. Исчезнут одни страны и появятся другие. Испепелятся одни города и на их месте возникнут небывалые мегаполисы. Там начинаются огромные преобразования.

«Великая шахматная доска», о которой говорил Бжезинский, превращается в «великую гладильную доску». По этому региону пройдется раскаленный утюг, который разгладит все складки. Война, разведка, «цветные революции», «бесконтактные устранения». А в итоге нефть. Хочу, чтобы вы возглавили один из департаментов. Вы прекрасно себя проявили и достойны высокой роли.

– Что это за роль, Лев Яковлевич?

– Расскажу, когда сядем в самолет и забудем об этой губернии.

Красно-золотые рыбы подплывали к поверхности и смотрели на Лунькова выпуклыми глазами. Струйка воды таинственно журчала. Луньков был зачарован колдовскими словами Головинского. Благоговел перед его могуществом. Счастливо подчинялся его воле. Был готов служить ему нераздельно.

– Еще одно распоряжение, Петр Васильевич. – Головинский приблизил пальцы к своему заостренному носу. Но не касался его, ибо на самом кончике пульсировал едва заметный пузырек плазмы – признак интеллектуального возбуждения.

– Какое распоряжение, Лев Яковлевич?

– Через неделю у губернатора день рождения. Это особый день в жизни человека. В нем оживает младенческая память, вспыхивают звезды, которые горели над его колыбелью, оживает пуповина, связывавшая его с матерью и всем остальным миром. В этот день человек беззащитен. Его пупок открыт для внешних воздействий. Вот поэтому в день рождения человек собирает гостей, принимает от них подарки, слышит поздравления, восхваления, которые укрепляют его жизненные силы. Но если в этот день случается несчастье, все силы зла, все черные энергии ударяют ему в пупок и губят его, иногда убивают. Вы меня понимаете, Петр Васильевич?

– Нет, – растерянно произнес Луньков. Он смотрел в бассейн, где плавали медлительные рыбы. Приближались к поверхности, хватали воздух большими немыми ртами, словно что-то хотели сказать Лунькову. И возникла пугающая догадка, что эти рыбы были когда-то людьми, провинились перед Головинским. И тот превратил их в рыб. Теперь они томятся в своей немоте, силятся что-то поведать своими безгласными ртами, смотрят на Лунькова выпуклыми страдающими глазами.

– Поясняю, Петр Васильевич, – с легкой досадой произнес Головинский, раздражаясь недогадливостью Лунькова. – Если в день рождения Плотникова случится нечто, что причинит ему зло, то волна тьмы устремится к нему, вонзится в пупок и сокрушит. Тем более что он уже почти мертв. Теперь вы поняли?

– Кажется, да, – прошептал Луньков. – Кто-то из близких Плотникова должен умереть, как умер его сын.

Большая красная рыба колыхалась в бассейне, ловила воздух, хлопая квадратным ртом. Смотрела на Лунькова страдающими глазами, словно хотела предостеречь, уберечь от той участи, которая постигла ее.

– Вот именно, Петр Васильевич, вот именно! – Головинский улыбнулся, и в его улыбке было что-то детское, наивное. – Теперь подумайте, кто?

– Не знаю. Может быть, его супруга? – пролепетал Луньков, чувствуя, как его затягивает мутная тьма.

– Ну что вы! Его жена обречена, и он свыкся с мыслью о ее смерти. Думайте дальше, Петр Васильевич.

– Может быть, его возлюбленная Валерия Зазнобина?