– Выдайте саперам дополнительные пайки, – приказал генерал Власов, – для усиленного питания. Пусть работают, не останавливаясь. И берите себе в помощь всех, кого найдете, – танкистов, артиллеристов, связистов… Неважно! Лишь бы могли бревна таскать и землю копать… Подготовьте приказ, – командующий обратился к начальнику штаба, – чтобы все командиры давали людей без лишних споров и разговоров…
Виноградов кивнул: конечно, сделаем. Он и сам прекрасно понимал, что без узкоколейки Вторую Ударную армию припасами не обеспечить. Даже при наличии широкого прохода у Мясного Бора… Значит – нужно делать. И гнать людей, несмотря ни на что.
– Постарайтесь закончить узкоколейку как можно скорее, – сказал командующий, – но делайте прочно, чтобы выдержала, простояла хотя бы два-три месяца. Представляете, сколько грузов по ней придется возить, когда в наступление пойдем, сколько техники, боеприпасов! А обратно – больных, раненых, контуженых… Их сейчас уже десять тысяч человек, а будет еще больше. И всех надо доставить в госпиталь…
На этом совещание завершилось. Уже поздно, а ночи в мае совсем короткие. Надо бы поспать хоть чуток, отдохнуть немного. Перед завтрашним днем…
* * *
Над болотом повис тяжелый, белесый туман. Где-то квакают лягушки и перекликаются ранние птицы, но в целом – очень тихо. Даже немцев не слышно – то ли спят, то ли просто забились в землянки и дрожат от холода и сырости. Да, начало мая, а совсем не жарко. Промозгло, дождливо, нерадостно. Впрочем, какая там радость, когда война кругом…
Сержант Михаил Копылов тяжело вздохнул и сделал толстую самокрутку. Можно – до немцев далеко, и в таком густом тумане вообще ничего не видно, даже пальцев вытянутой руки… Висит, словно ватное одеяло, низко, над самой водой. Точнее, над коричневатой жижей, в которую очень скоро придется лезть. Конечно, страшно не хочется, но надо – приказ…
Хорошо, что хоть курево теперь есть… Вчера полуторка из тыла прибыла, привезла подарки от жителей славного города Челябинска. Люди собрали все, что смогли, поделились последними припасами: сухарями, чаем, сахаром, но главное – табаком. Прислали целый короб замечательной махры! Жить можно! Выдали каждому по две горсти, богато! И еще дали по паре-тройке номеров «Отваги», главной газеты Второй Ударной армии. Тоже дело! И почитать, и на самокрутки пойдет, и на разные прочие нужды…
Например, газету хорошо класть в сапог вместо стельки – и сухо, и ноге удобно. Два листа Копылов как раз и пустил на это дело, а третий решил пока оставить про запас – на курево…
…Эх, сыро-то как! Сейчас бы спиртику махнуть, граммов сто, но нет, не привезли из тыла. Сказали, что нет на складе. Врут, сволочи, крысы тыловые! Небось сами все выжрали или продали кому. Знаем мы вас, хапуг мордатых! Сидят где-то за Волховом, в полной безопасности, а сюда, на передовую, боятся даже нос сунуть. И наплевать им, сволочам, что бойцы голодают, что давно без курева маются. Сами свои пайки регулярно получают – а как же, положено, по норме! Да из дома небось посылки им присылают и письма…
А тут который месяц – ни строчки от семьи, ни весточки. Как там они, родные, в Малых Вяземах, что под самой Москвой? Настрадались, наверное, прошлой осенью, когда немцы на столицу шли, да и зимой натерпелись… И сейчас, поди, тоже несладко приходится… Дед уже совсем старый, бабка больная, и жена одна с ребятишками – мал мала меньше…
Михаил печально вздохнул, загасил самокрутку и негромко приказал:
– Давайте, ребята, начнем потихоньку. Пока фрицы спят…
Бойцы один за другим полезли в холодную, вонючую жижу – благо неглубоко, воды всего по пояс. Гуськом двинулись к ближайшему островку, неясно видневшемуся в тридцати метрах от берега. На плечах несли пилы, топоры, а еще – тяжелые вязанки хвороста и длинные, толстые жерди, строить гати.
На островке росли голые, тощие сосны. Надо их спилить и перекинуть к своему берегу, соорудив некое подобие мостика. Шаткого, хлипкого, неустойчивого, но хоть такого. По нему и пойдут ударные группы 59-й стрелковой бригады… Таким макаром, от островка к островку, они и двинутся через болото, пока не достигнут немецкого берега. Где и вступят в бой…
Копылов с хлюпаньем выдернул из желтой жижы сапог и прикинул: здесь болото неглубокое, можно просто хворостом закидать. Сверху на вязанки положим деревянные решетки и уже на них – настил из жердей… И пойдет пехота! А вот дальше придется сооружать уже настоящий мост – глубина приличная. Бойцам по грудь будет, а то и выше…
Конечно, русский пехотинец везде пройдет, даже там, где это вообще невозможно. Танк встанет, трактор забуксует, лошадь по брюхо завязнет, а ему – все нипочем, через любые топи-болота переберется, через трясину переползет… Но желательно все же преодолеть это болото так, чтобы и самим не застрять, и оружие не утопить. Особенно пушки и минометы – чем тогда немцев бить? Не с винтовками же одними в атаку на пулеметы идти! Надо бы «сорокапятки» на передний край доставить, поддержать пехоту. Значит, будем делать переправу так, чтобы и бойцы прошли, и артиллерия наша – тоже…
На мосты и гати ушел почти весь день. Немцы, конечно, заметили возню на болоте и открыли по саперам огонь, но толку от этого было мало: большинство мин и снарядов падало в трясину. Где и шло на дно. Бульк – и нет ничего, только круги по воде… Пару раз появлялись «лаптежники», но низкая облачность и серый дождик не позволяли работать прицельно. Бомбы в основном также легли в болото, не причинив особого вреда…
Чтобы согреться и обсушиться, Копылов приказал развести на сухих островках костры. Благо сучьев много, особенно сосновых, и, несмотря на мелкий, непрекращающийся дождик, горели они хорошо. Точнее, дымили, создавая дополнительную завесу над водой…
Низкий, густой сизый дым разъедал глаза, мешал работать, но зато его белесые клубы неплохо маскировали, делали людей почти невидимыми на фоне желто-палевого болота. К середине дня все вокруг затянулось плотной, серой пеленой, и немцы оставили последние попытки уничтожить переправу – все равно прицельно не попадешь, ничего же не видно! С таким же успехом можно кидать мины и снаряды прямо в болото, пользы от этого – никакой. А вероятность попадания в цель – практически нулевая…
Саперы, сменяя друг друга, таскали тяжелые вязанки хвороста, длинные жерди, деревянные решетки. Работа шла споро: дружно валили ели и сосны, очищали от толстых, неудобных сучьев, перекидывали бревна от островка к островку. Сверху укладывали настил из жердей и ветвей. Вот тебе и переправа. Точнее, узкая тропа, по которой можно потихоньку перебраться на другой клочок суши…
Гитлеровцы к концу дня, когда мостки уже почти дотянулось до их передовой, забеспокоились, открыли густой огонь из пулеметов – попытались разбить переправу, не дать нашим бойцам выйти на сухое место. Саперы остановились и залегли… Под свинцовым дождем особо не поработаешь! Пули так и свистят над головой! Хорошо бы сказать нашим артиллеристам – пусть подавят огневые точки…
И, словно услышав эти мысли, над болотом раздался протяжный, пронзительный вой – в сторону немцев полетели длинные огненные стрелы.
