Блохин, как выяснилось, жил на Кастанаевской улице, в новом стильном доме, расположенном, между прочим, недалеко от "Горбушки". Это было забавно. Слава даже подумал, что, назвав местом своей вымышленной работы Интернет-салон на Сеславинской (она проходит параллельно Кастанаевской, только с другой стороны линии метро), он угадал: оказавшись, таким образом, "соседом" Семена Марковича, Поплавский нечаянно получил некоторое психологическое преимущество, поскольку соседу веришь охотнее, чем совсем уж чужаку. Мелочь, конечно, но в их работе важно все.
Капитана, пришедшего пешком, прогуливавшиеся в набитом дорогими автомашинами дворе охранники смерили пренебрежительно-подозрительными взглядами, но останавливать не стали: видимо, профессиональное чутье подсказало им, что он не их клиент. Зато консьержка впилась в Славу, как клещ, и не пропускала до тех пор, пока не позвонила наверх и не получила подтверждения, что Константина Дубова ждут (теперь уже Поплавский, учтя прошлые ошибки, имел при себе водительские права на эту фамилию).
Семен Маркович принял молодого коллегу по-домашнему: он был в шикарном темно-красном (то, что называется "винного цвета"), стеганом шлафроке с темно-коричневыми бранденбургами[15]. Назвать это роскошное барское одеяние плебейским словом "халат" было просто невозможно. В вырезе шалевого воротника виднелась свежая белая сорочка. Вокруг него витало облако дорогого мужского парфюма и хорошего виски. Блохин был изрядно подшофе: как начал в полдень отмечать свое освобождение из узилища, так, видно, и продолжал до сих пор.
— Проходи, дружочек, проходи! — пропел он радушно. — Вот, залезай в эти лапти, — увидев, что гость скинул с себя ботинки и остался босиком, хозяин показал на коричневые ковровые тапки с загнутыми носками. — Пойдем, я тебе налью что-нибудь для сугреву, на улице черти что…
Отказываться было бы подозрительно, поэтому Слава оживился и, выбрав какой-то незнакомый, но, судя по всему, дорогущий скотч, уселся в кресло. Впрочем, глотнуть крепенького он согласился не только потому, что так было естественней: говоря откровенно, капля-другая чего-нибудь покрепче воды была ему в самый раз: усталость от авральной работы брала свое.
— Посмотрел я твой меморандум, — говорил меж тем Блохин, — и остался очень доволен: много цифр и конкретики. А то, знаешь, как бывает? Говорят: дай мне тысяч сто-сто пятьдесят, похоже, есть шанс заработать. Спрашиваешь: какими будут прибыль, длительность окупаемости и так далее. В ответ — разводят руками, мол, там видно будет…
А у тебя — настоящий бизнес-план. Считай, что мы договорились. Со следующей недели начинаю платить тебе полторы штуки в день. По мере развития предприятия буду доплачивать как ты хотел, с голов клиентов. Доволен?
— Большое спасибо, Семен Маркович!
— Ну, давай за процветание нашего совместного бизнеса!
Поплавский глотнул ароматного виски, кинул в рот несколько солоноватых орешков кешью и начал прикидывать, как бы половчее перевести разговор на интересующую его тему. Как он убедился еще днем, под влиянием алкоголя Блохин делался излишне разговорчивым. Однако Семен Маркович сам пошел ему навстречу, неожиданно заявив, что партнеры по совместному бизнесу друг для друга "больше, чем родственники".
— Понимаешь, Константин, теперь я тебе ближе отца с матерью: родители подарили тебе жизнь, а сотрудничество со мной позволит тебе эту жизнь нормально прожить. Как, впрочем, и для меня твои идеи означают повышение качества жизни. Улавливаешь?
— Улавливаю, Семен Маркович!
— То-то. Но наши с тобой отношения — не союз равных, ты уж меня извини! Конечно, идеи дорогого стоят, но без финансового обеспечения они сродни детскому греху: удовольствие какое-никакое есть, а толку чуть! Поэтому в нормальном деловом содружестве старший тот, кто обеспечивает финансирование. Но и деньги без идеи остаются мертвым капиталом. Отсюда следует вывод: мы с тобой — одна семья, в которой я — глава, а мои задача и долг — оплодотворять твои мысли своими деньгами. Улавливаешь?
— Улавливаю, Семен Маркович!
— То-то. Давай, выпьем за нашу с тобой гармоничную деловую семью!
Выпили еще по маленькой. "Слава Богу, — мелькнуло у капитана в голове, что он еще не сказал "горько!" Следить за этими самодовольными и банальными рассуждения было достаточно противно, но делать было нечего: общеизвестно, что в огромном большинстве случаев в выигрыше остается тот, кто лучше умеет слушать.
— В основе каждой семьи, — с пьяной настойчивостью продолжал занудствовать Семен Маркович, — лежит взаимовыручка. Каждый может положиться на другого, как на себя самого, а беда одного члена семьи становится общей. Таким образом, мои проблемы становятся твоими проблемами. Улавливаешь?
— Улавливаю, Семен Маркович!
— То-то. Давай-ка, плесни себе еще, и выпьем за то, чтобы не бросать друг друга в биде, — Блохин тоненько заржал, страшно довольный своей "изысканной" шуткой.
Разговор становился интересным. Похоже, все это не было простой болтовней поддавшего человека. Видимо, Блохин преследовал какую-то цель, к которой осторожно подводил своего слушателя.
— Кроме того, Константин, я — гарант твоего будущего процветания, и защищая меня, ты, в сущности, защищаешь себя и свое будущее. Так что здесь не только альтруизм, но и чистейшей воды эгоизм. И это хорошо, потому, что сильнее инстинкта самосохранения нет ничего, если не считать инстинкт продолжения рода. Улавливаешь?
— Улавливаю, Семен Маркович.
— То-то. Давай, еще по одной, за разумный эгоизм!
Незаметно посмотрев на часы, капитан подумал, что, если не ускорить события, он непременно опоздает на двадцатичасовые посиделки, что было чревато брюзжанием Старого К., а то и чем похуже. Поэтому, дождавшись, когда хозяин бросит в рот орехи, и по необходимости замолчит, Слава перехватил инициативу:
— Да не надо меня агитировать, Семен Маркович, я все понимаю: и про то, что Вы — главный, и про то, что Ваши трудности теперь стали и моими тоже. Скажите лучше, что у Вас случилось и чем я могу помочь? А то я чувствую, что у Вас есть проблемы, а Вы, вместо того, чтобы сказать, что я должен сделать, менжуетесь…
— Что за сленг, Константин? — Блохин картинно поднял брови и, вздохнув, согласился с очевидным: — Да, проблемы у меня, действительно, есть или, скажем так, могут появиться. Я тебе о них уже вскользь говорил: по делу гаденыша Катухова замели одного мужика, и если он "запоет" (о чем, тебе знать не обязательно), у меня могут быть крупные неприятности. Этот Зотов знает, что я — человек серьезный, и, скорее всего, будет молчать. Но рассчитывать нужно всегда на худшее. Поэтому лучше всего, если его отпустят под подписку о невыезде, а потом он того… исчезнет. Улавливаешь?
— Улавливаю, Семен Маркович.
