Он потер руки, как делает человек, очень осторожно подбирающий слова.
– Моя воспитанница очень начитана. Она много знает об эльфах и вашей системе образования…
– Хорошо, – кивнул я. – Вы хотите, чтобы я показал ей Даркмур?
– Да.
– Даркмур? – создание, сидевшее в коконе, даже не делало вид, будто нас не подслушивает.
Впрочем, я не стал бы винить в этом ту, кто всю свою короткую жизнь провела в этом коконе, не видя даже различий между днем и ночью.
– Я многое слышала об этом месте. Там замечательно. Юные эльфы постигают там философию, искусство, магию. Их учат ездить верхом, фехтовать, сражаться на копьях… Как бы я хотела побывать в Даркмуре, учиться там!
Лицо Иль-Закира исказилось.
Я видел много людей, которым приходилось страдать. Но ничто не может сравниться с мучением, которое охватывает отца, при виде опасного желания своего ребенка – желания, столь же притягательного, сколь и безумного. А для существа, прятавшегося в коконе, Иль-Закир, несомненно, был отцом.
– Нет, – мягко произнес я.
По призрачной зале пробежал легкий трепет. Словно чьи-то робкие пальцы коснулись меня и тут же снова отдернулись.
Мудрец стоял рядом, боясь пошевелиться.
Я понял, что был первым, кроме него, кто говорил с его Творением.
– Даркмур создан совершенно для других целей, юная леди. И учат там совершенно другим вещам.
– Чему же?
– Я покажу.
Снова легкое колебание тронуло прохладу вокруг меня.
– Тогда откройте свое сознание, юная леди. Читайте меня, словно я – волшебный кристалл.
Иль-Закир замер.
Даже Франсуаз, чьи нервы достаточно крепкие, и той передалось волнение момента.
– Ничего не происходит, – прошептала незнакомка.
– Конечно. Я хочу, чтобы вы еще раз подумали. Хотите ли вы увидеть реальный мир – не сам, а его преддверие?
В призрачной зале воцарилось безмолвие. Я ждал.
– Я хочу, – тихо ответила незнакомка.
– Тогда смотрите.
Я закрыл глаза. Восемь лет, проведенных в Даркмуре, пронеслись передо мной, как одно мгновение.
Хрустальные стены призрачной залы зазвенели.
Я пошатнулся.
Мощная волна энергии ударила меня в грудь. Я потерял дыхание.
Казалось, каждая частичка моего тела превратилась в морозную льдинку и потрескивала, готовая расколоться надвое.
Кокон напрягся, словно существо, сидевшее там, стремилось вырваться; потом опал.
То, что выплеснулось из его вздымающихся недр, что прокатилось по зале, – не было криком. Не словом, даже не чувством. Оно рождалось глубже, чем прячется от мира сама человеческая душа.
Это был страх.
Он ворвался в меня, подхватил и понес – туда, откуда я когда-то сбежал, поклявшись никогда больше не возвращаться.
Ужас метался во мне – панический, первобытный страх, он рвал меня на куски, заставлял все бросить и бежать, бежать куда-нибудь прочь и в то же время замереть, застыть замороженным в ледяной корке паники.
Это чувство более не принадлежало той, что сидела в коконе; это был мой страх.
Я закрыл глаза и стал медленно затворять тяжелые ворота, за которыми таилась память. Что-то билось об них, там, с другой стороны – и я не хотел знать, что.
13
– Майкл, с тобой все в порядке?
Если учесть, что я лежал на холодном полу, раскинув руки, а два человека склонились надо мной, загораживая солнечный свет – да, я находился в отличной форме.
– Не знал, что она настолько впечатлительна, мистер Закир, – произнес я.
Две руки протянулись ко мне, чтобы помочь встать.
Я выбран Френки и сразу же пожалел об этом. Девушка рванула меня так сильно, что оставалось только дивиться, как она не вывихнула мне плечо.
– Не следовало вообще этого делать, – сказал я.
Я встал и отряхнул костюм.
Мы снова находились в доме Иль-Закира. Пол здесь был чистым идеально; но я сделал это по привычке.
В компании Френки слишком уж часто мне падать приходится.
– Боюсь, у меня не было выбора, – произнес мудрец. – Мое творение слишком жаждало обрести свободу и знало слишком мало о мире, который открывает нас. Я знал, что вы позаботитесь о ней.
Он приподнял палец, словно призывая к молчанию.
– А сейчас мне надо оставить вас. Всплеск, который лишил вас сознания, нарушил потоки астрала по всему дому. Я должен все проверить.
– Что произошло? – спросила Франсуаз громким шепотом.
Он ударил мне по ушам хуже, чем копыто гвардейской лошади.
– Ты все видела, – я попытался сделать пару шагов, но потом понял, что делать этого не стоит.
Если, конечно, я не хочу нанести дому мудреца еще большие повреждения.
– Я показал ей то, что может ее ждать за этими стенами. А именно – милый Даркмур, что так любезен ее сердцу.
Мое собственное сердце ухнуло куда-то вниз, и мне показалось, что вот тут-то я и отдам концы. Франсуаз поддержала меня.
– Я передал ей долю своих эмоций – сотую, тысячную их долю. А потом они вернулись ко мне, словно камертон. Я думал, что мне конец.
– В Даркмуре было так плохо?
Девушка хмыкнула.
– Разве в этой школе не учат всяким там наукам, которыми ты все время хвалишься?
Френки взяла меня за подбородок.
– Ладно, гном с ним, с Даркмуром. Потом расскажешь, если захочешь.
– Что произошло, когда я отключился?
Франсуаз пожала плечами.
Где-то я читал, что для укрепления сердечнососудистой системы необходимо регулярно разглядывать эротические фотографии. Организм готовится к половому акту и сам себя стабилизирует.
Не знаю, насколько это верно с точки зрения медицины и алхимии, но один вид Френки явно действовал на меня как лучшее лекарство.
Разумеется, ей я об этом не сказал – еще нос задерет.
– Кокон опал. Будто там, внутри, и не сидит никто. Хотела бы я посмотреть, придал ли Иль-Засранец ей форму, а если да, то какую…
– Насколько я понял, его творение – чистый дув. Она не имеет формы. Но продолжай.
– Потом эта бедняжка стала плакать, все повторяла: «Я не хочу в Даркмур. Не отправляйте меня туда». Причем говорила на чистом эльфийском. С тем характерным звучанием, которое свойственно только аристократам.
