Он подтянул колени к животу, скорчился, перекатился и встал на колени, согнувшись дугой. В таком положении сантиметр за сантиметром можно перемещаться по квартире.
Надо добраться до кухни, там нож. Путь на кухню занял несколько минут. На кухне он лег на спину и долго пробовал подцепить ступней ручку ящика кухонного шкафчика. Наконец, это ему удалось. Ящик поехал в пазах, раздался грохот — ножи и вилки разлетелись по полу. Ага, вот он — самый острый нож. Вначале освободить ноги, затем продеть наручники под ноги…
Степаненко с полчаса возился на полу, разрезая простыню. Когда это ему удалось, он поднес руки в наручниках ко рту, с остервенением отодрал скотч, глубоко вздохнул…
Руки оставались в наручниках. Это тоже проблемка.
— Ну, сволочи… — в ярости прохрипел он. — Только добраться до вас… Мало не покажется…
Хуже всего то, что бандиты унесли пистолет. Личное оружие… Теперь не утаишь, придется открывать карты, писать объяснительную. Впрочем, рано или поздно о его визите в Арсеньевен начальству станет известно. Выбирать не приходилось.
Максим долго не мог прийти в себя, валялся на диване в наручниках, иногда от бессилия что либо-сделать немедленно скрежетал зубами.
«Ничего, придет ваш час…» — возникали и потухали мстительные мысли.
Поковырялся с наручниками, но освободиться от них не смог. Покинул эту проблему на завтра, так и лег, в наручниках, спать.
Хотел уснуть — не мог. Липкий, омерзительный страх охватывал всякий раз, когда смыкал глаза. Успокоился лишь тогда, когда закрыл дверь на внутренний запор. Хотел даже забаррикадировать, но посчитал, что это уже будет лишним.
«Дурак, какой дурак, что решил расслабиться, — думал он. — Выпил и потерял бдительность…»
Лишь под утро Максим забылся тяжелым сном.
Утром раздались частые звонки в дверь. Степаненко дернулся, схватился за нож — думал, что вернулись бандиты.
— Максим? Степаненко! — кричали из-за двери.
— Кто это? — проворчал Степаненко, отшвыривая нож. Голова трещала то ли от побоев, то ли с похмелья. Он даже не помнил, каким образом нож очутился у него в руках. Вероятно, ночью положил рядом с собой. Для успокоения.
— Да открой, Максим…
По голосу Степаненко узнал Сидоренкова.
Степаненко открыл дверь.
— Боже, что с тобой? — охнул Дима. — Кто тебя так отделал?
Степаненко бессильно уронил голову на грудь, отвернулся в сторону зеркала. На него взглянула плоская, как блин, физиономия с лиловыми пузырями под глазами.
Сидоренков прошел в квартиру.
— Что случилось, Максим. Да здесь же настоящий погром!
Степаненко буркнул:
— Сигареты есть?
— Ты уже курить стал! — воскликнул Сидоренков, но сигареты из кармана достал. — Ну, скоты! Рассказывай, чего ты молчишь? Кто?
Степаненко хмыкнул, Гюжевал распухшими губами.
— Херня все…
— Что? — уставился на него Сидоренков. — Неужели ты хочешь сказать, что тебя отметелили за твои какие-нибудь донжуанские проделки? Слушай, что я тут разболтался, может, тебе скорая нужна?
— Да ладно, помоги лучше с этим разобраться… — Степаненко вытянул перед собой руки в наручниках.
— Вот это да! Кости целы? Я понимаю, что ты можешь терпеть…
— Слушай, под ванной у меня ящик с инструментами. Принеси, а?
— Нет нужды, — проговорил Сидоренков и извлек из внутреннего кармана набор никелированных отмычек. Он минуты три возился с наручниками.
— Вот, квалификацию не потерял… — ликующе произнес он, когда браслеты ослабили свою мертвую хватку.
Степаненко ухватил наручники и с яростью швырнул их в стену.
— Ну что? Господ ментов будем вызывать? — Сидоренков стал искать телефон.
— Нет, это дело не милиции!
— Да на тебя страшно смотреть. Тебя всего искалечили! Блин! Телефон сломан!
— До свадьбы заживет, — вздохнул Степаненко, пуская дым изо рта. — А телефон новый куплю.
— Зеленкой тебя обработать?
— Если не брезгуешь.
Степаненко прошел в ванную и внимательно осмотрел себя. Да, вид у него был ужасный.
Сидоренков быстро подсоединил оборванный телефон.
Проверил, работает ли компьютер. Вообще Дима был ценен тем, что был технически подкован. Запросто чинил любую сложную электронную технику. Правда, ремонт чаще всего состоял из выдувания пыли или замены предохранителя. Но зато в компьютерной технике Сидор — так называли Сидоренкова коллеги между собой — был дока.
Цель визита Сидоренкова заключалась в том, что он сообщил Максиму, что в выходные дни его разыскивало начальство. Даже вышли на него, Сидоренкова, и приказали достать внезапно пропавшего майора ФСБ со дна моря.
— Зачем я им понадобился. Случилось что?
— Я не в курсе. Но твой полковник был страшно сердит.
Тучи над Степаненко явно сгущались.
— Ладно, я позвоню ему. Пойду, когда немного оклемаюсь, ты же видишь, в каком я состоянии. А теперь сделай одолжение, закупи мне жрачки денька на три.
Когда Сидоренков ушел, Степаненко сразу же подсоединил модем к компьютеру, уселся перед клавиатурой. Вскоре на экране замелькали сайты его родного ведомства. Он раскрыл записную книжку Губермана, набрал один из электронных адресов. Компьютер затребовал пароль. Степаненко несколько раз безуспешно попытался проникнуть на засекреченную страницу. Нет, нужно знать код. Вероятно, Губерман держал пароль в памяти. Черт побери, Сидор должен помочь. У него все задатки заправского компьютерного хакера.
Сидоренков приволок продуктов, уставился на мерцающий экран.
— Дима, ты сможешь проникнуть вот на этот сайт, — Степаненко указал ему адрес в записной книжке.
Сидоренков уселся за клавиатуру, пощелкал клавишами.
— Это через центральный вход можно сделать. Но меня зарегистрируют.
— Не тебя, а меня, — сказал Степаненко. — Входи.
Несколько манипуляций и страница раскрылась. Степаненко отстранил коллегу, уселся перед экраном, стал шевелить распухшими губами, проговаривая то, что читал:
— Арсеньевен… Радиозавод… Дело Губермана… Черт! А ведь он снабженцем проработал десять лет!
— Так это старое дело! За восемьдесят пятый год. Вот смотри, — Дима ткнул в экран пальцем, — осужден. Пять лет дали, но потом срок скосили.
На экране замелькали цифры, таблицы, экономические выкладки, свидетельствующие о том, как год за годом радиозавод сдавал позиции.
— Тебя интересует Арсеньевский номерной радиозавод?
— Меня интересует научно-исследовательский институт при этом заводе. Ага, вот, Шмаков, Селезнев… Мать честная, Селезнев! И все, пусто. Почему пусто, Дима!
