За его спиной возникла продавщица.
— У вас все в порядке? — спросила она.
— Все о'кей… — ответил Феликс за меня. — Я ее близкий друг… Не беспокойтесь…
Я молча кивнула, и, пожав плечами, продавщица отступила в сторону.
Феликс зашел в кабину, взялся за край платья и помог мне снять его.
— Ну, что? — поинтересовался он. — Все имеешь, и я тебе больше не нужен?..
— Выйди, пожалуйста… — попросила я. — Мне надо одеться.
— Одевайся. Здесь просторно… Разве я тебе не говорил, что меня однажды кинули. И мне это не понравилось?..
— О господи… Феликс!.. — схватив свою одежду, я начала торопливо одеваться. Взгляд, которым он рассматривал меня, был слишком хорошо мне знаком.
— А ведь я тебе нужен… — заметил Феликс. — Без меня все может плохо кончиться… Ты слышишь меня, Полина? Ты хочешь, чтобы все плохо кончилось?..
В этот момент он был похож на мелкого беса, на местечкового Мефистофеля, который был способен запугать разве что ребенка.
— Хватит! — с яростью прошипела я. — Хватит меня пугать!.. «Все плохо кончится!» А как еще все это может кончиться?!
Феликс с силой прижал меня к зеркалу.
— Они поженятся, например… — хрипло прошептал он. — Будут жить долго и счастливо…
Я почувствовала, как его руки принялись расстегивать мои джинсы.
— Прекрати, идиот!
— Что за джинсы ты себе завела?.. Какая-то дурацкая шнуровка… — не обращая на меня внимания, пробормотал он.
— Убери руки!.. Ты с ума сошел?! Мы в магазине!
— Странно… — сдавленно проговорил он. — Мысль о примерочной кабине… Никогда… Не приходила мне… В голову… Ну, не дергайся…
— Я сейчас закричу… — с отчаянием сказала я, понимая, что как раз кричать в этом магазине невозможно, не нужно, нельзя — сюда мы часто приезжали вдвоем с Вадимом.
— Кричи… — согласился Феликс. — Только тихо…
Это было безумие: шикарный магазин, невозможность позвать на помощь, руки Феликса, его сосредоточенное дыхание, холодное зеркало, к которому я была прижата спиной. Я молчала. Мне казалось, я вижу все это со стороны. Пришедшая в голову мысль почти успокоила меня: теперь я знаю и это, теперь я об этом напишу… Но что об этом напишешь? И — как?.. Что чувствует униженный человек?.. Оказывается, ничего. Как будто то, что всегда в воображении казалось ему ужасным, непереносимым, происходит не с ним — он всего лишь зритель.
Дыхание Феликса выровнялось. Он опустил руки, некоторое время стоял неподвижно, прикрыв глаза, потом посмотрел на меня.
— Одевайся, — сказал он тихо и буднично. Я молча привела в порядок одежду.
— У тебя есть расческа? — спросил он. Поскольку я никак не среагировала на вопрос, он открыл мою сумку, нашел щетку и причесал мои волосы заботливой рукой.
Когда мы вышли из кабинки, продавщица вежливо отвернулась. Она все видела или, по крайней мере, все поняла. В конце концов, занавески в кабинках не достают до пола.
На улице возле магазина Феликс уселся рядом со мной в мою машину. Я молча ждала, когда он уйдет. У меня не было сил ни гнать его, ни разговаривать с ним.
— Ну?.. — подал голос Феликс. — Долго ты будешь скорбеть о невинности, потерянной в примерочной кабине?..
Я по-прежнему молчала. Феликс протянул руку, погладил меня по голове:
— Ты спрашивала, возможен ли счастливый финал? Отвечаю: да. Вы поженитесь… А пока мне нужны деньги…
— И Вадим, — подсказала я.
— Умница, — отозвался Феликс и, потянувшись ко мне, прошептал: — Ты мое маленькое чудо… Не переживай… Мне было хорошо с тобой…
Через час, сидя в ванной, пытаясь смыть с себя Феликса, его запах, его руки, я вдруг поняла, каким будет финал моей книги.
Зная по опыту, что с жизнью лучше не спорить и не пытаться навязывать ей свою волю, я сделала все, что задумала и уже затем написала об этом.
В ту же ночь после того, как уснул Вадим, я осторожно выбралась из кровати, оделась, спустилась в гостиную и, распечатав написанное мною, положила листы стопочкой на столе. Рядом я оставила ключи от квартиры, ключи от машины и записку — короткую:
«Вадим, прочти. Ты все поймешь. Полина»… Уже от двери я вернулась и дописала: «Видишь, я не врала, что пишу»…
Хотя бы в чем-то я и в самом деле не врала ему.
Бесшумно прикрыв за собой дверь, я навсегда ушла из этой квартиры.
Во дворе стояла моя машина, но я прошла мимо. Ее окраска больше не волновала меня. Пусть красный автомобиль достанется кому-нибудь другому. Что может быть страшнее, чем сбывшаяся мечта?..
Надо было видеть лицо Ряжского, когда около полуночи, распахнув дверь, он обнаружил за порогом меня.
— Вы с ума сошли!.. прошипел он. — Чего вы хотите?
— Я хочу сказать…
За спиной Ряжского возникла Инга. Молча и с любопытством она изучала меня.
— Это ко мне, Инга, — нервно заметил Ряжский.
— Я вижу, — невозмутимо отозвалась она.
— Ну, так что? — Ряжский посмотрел на меня умоляющими глазами.
— Я хочу сказать, что отказываюсь от своего иска…
— Что?..
Ряжский оглянулся на Ингу и затем с ужасом уставился на меня.
— Я отказываюсь от иска.
— Почему?..
— Потому что мой муж не избивал меня.
— То есть как?..
— Очень просто, — заметила Инга. — Ряжский, пусть она войдет.
— Зачем, детка? — растерянно спросил он.
— Чтобы сделать отказ от иска. В письменном виде. — Инга кивнула мне: — Войдите.
— Ничего не понимаю… — пробормотал Ряжский и посторонился.
Тем временем Инга принесла лист бумаги и ручку. Я присела к маленькому столику вкупе с мягкими креслами стоявшему в прихожей. Инга следила за тем, как я пишу. Где-то на заднем фоне маячил Ряжский.
— И что же вас сподвигло? — поинтересовалась Инга, забирая мое заявление. — На такое признание?..
— Вы, — ответила я. — Вы все.
— Не очень понятно.
— Со временем поймете, — ответила я. Тут Ряжский решил подать голос и спросил:
— Что, собственно, здесь происходит?!
— Больше ничего. — Я поднялась и направилась к двери.
Через полтора часа я стояла у ворот дома Алены и нажимала на кнопку звонка. Минуты через две распахнулась калитка, и за порогом возник заспанный охранник. Все было как полгода тому назад с той только разницей, что теперь была зима и ночь, и я уже мало походила на робкую девочку, стучавшуюся когда-то в эту дверь.
