– Маша, у вас совсем недавно прошел испытательный срок. На вашем месте я бы не спорила, – сухо бросила начальница. – Инна Владиславовна, вернемся к вашей стрекозе… Здесь буквально несколько невинных реплик. Крылья и пачку вам выдадут. А вот поросятам придется делать себе пятачки из папье-маше самостоятельно.
Лидочка закашлялась.
– Да, из папье-маше, – строго повторила Сусанна Ивановна. – И желательно, чтобы все пятачки были в одном стиле.
– Я не выйду на сцену в свинячьем пятачке, – взбунтовалась Надька.
– Еще как выйдете. Это лучше, чем в балетной пачке и с крыльями на проволоке.
– Я согласна выйти голой, только не петь, – взмолилась я.
– Можете обговорить свое дивное предложение с Гансом, – язвительно предложила Лидочка. – Мне кажется, вам легко удастся его убедить.
– Что вы хотите этим сказать? – возмутилась я.
– Ничего такого, что не было бы ясно и без моих слов, – невинно ответила Лидочка.
– Лида, перестаньте, – вмешалась Марина, – не затягивайте это удовольствие. Всем пора домой, у всех семьи.
– Как вам не стыдно бить по ране? – Лидочка вскочила и, истерически заломив руки, выбежала из комнаты.
– Марина, вы действительно зря так, зря… – укорила Сусанна Ивановна. – Вы же понимаете, что Лида сейчас все разговоры о семье воспринимает как намек на свой развод.
– Девушки, я есть хочу, – подал голос Дениска, – не пора ли нам пора?
– Вы можете быть свободны, только возьмите свои слова. Я имею в виду, слова волка. Там тоже что-то про еду, вам это будет близко. – Сусанна Ивановна передала Денису распечатку.
Я тоже молча протянула руку и получила розовенькую бумажку вместо стандартной белой. Внизу стояло бредовое четверостишье, которое мне предлагалось петь со сцены.
Я милая стрекозка,
в густом лесу живу,
веселых поросяток
я до смерти люблю.
К метро мы шли с Надькой. Мало того, что она сегодня в той кофточке, которая расстегивалась до пупа (бедный Дениска!), так к вечеру Надюха еще сломала молнию на брюках. Штаны падали, через каждые пять метров Надька отбегала за придорожные палатки и, хихикая, подтягивала их, пыталась зафиксировать. Все зря. Осознание того, что она может в любую минуту оказаться без порток посреди улицы, похоже, страшно ее возбуждало, и она веселилась неудержимо, говорила фривольности и бежала резвым галопом. Я подумала о том, какие чувства появились бы у меня, если бы сломалась моя молния. Думаю, сначала я бы выругалась про себя, потом два раза вслух, а через пятнадцать минут просто взяла такси и поехала бы домой на машине, злая и противная.
Гришка встретил меня традиционным вопросом:
– Мама, а ты мне че купила?
– Ниче. А как же любовь? Просто так, без подарков?
– Мама, мне надо купить самокат. И самурая. И еще пистолет. И такого робота синего. И короля. И Фродо еще надо купить. И эльфа…
– Ага. А Лив Тайлер папе не купить? С сиськами и с ушками. Не купить, нет? Пойди, папу спроси…
Антон смирно сидел на диване, в руках держал детскую книгу – видать, только что читал Гришке. Посуда вымыта, в вазе – не поверите! – букетик жухлых подмосковных розочек. Образцовый семьянин, пример для подражания. С чего бы это?
Однако не все предусмотрел. Например, забыл надеть Гришке трусы. В результате сопливый ребенок ходит по квартире в хлопчатобумажных колготках на босу попу. Колготки висят сзади трогательным мешочком.
– Мама, как называется это? – Гришка нарисовал на листочке круг, разделил пополам. Получилась натурально попа.
Что ему сказать, чтоб не погрешить против истины и при этом не обидеть его творческие искания?
– Спроси папу, – говорю.
Антон благодушно улыбнулся. Ни дать ни взять – мечта приличной женщины. Я не стала вступать в контакт ответной улыбкой, сделала лицо неприступной леди и ушла на кухню ставить чайник. Гришка побежал за мной.
– Мама, мама, я убил моль!
Мой сын легко переходит от одной темы разговора к другой. Для него главное – выплеснуть как можно больше эмоций на того, кто пришел, и кого он, искренний маленький человек, ждал. Присмотрелась – и правда: на ладошке распростертый шерстеед в бежевой пыльце.
– Фу, пойди в ванную вымой руки.
– Нет, я ее утоплю.
Ребенок сосредоточенно попытался отлепить трупик моли от бледно-розовой ладошки, чтобы она ровно упала в лужицу воды, образовавшуюся на кухонном столе после мытья посуды.
– Гриша, не балуйся! Вымой руки, сейчас чай будем пить…
Электрический чайник начал мелко трястись – закипает.
Сын оставил идею утопить труп моли в посудной луже.
– Мама, мама, я буду ее теперь варить! – И попытался подержать несчастную над паром, что повалил из носика чайника.
– Гриша! Ну что ж за дети-садисты пошли! Ты же обожжешься!
Моль отклеилась от ручки и упала на пол. Уничтоженная и растерзанная, она лежала, распростерши крылья…
Тихо, практически бесшумно, в кухне появились двое – Антон и кот. Первый присел на краешек табуретки, сложил руки на коленках, как двоечник в учительской. Второй заурчал, прищурился и подобострастно пошевелил усами в мою сторону.
– Мама, а я почти не кашляю, – сообщил Гришка, залезая на свободный табурет.
– Это хорошо, – разговариваю я с сыном, не обращая внимания на мужа и кота, – потому что в субботу мы едем на дачу к тете Варе. Ты должен выздороветь за два дня, иначе не поедешь.
– Машенька, а я в субботу не смогу… – тихо сказал Антон, виновато глядя исподлобья, у меня честное-честное слово работа…
– А тебя никто и не приглашает, – холодно сказала я, – мы едем с Гришей вдвоем.
И ушла на балкон за тазом, гордо подняв голову. Антон униженно промолчал. Все-таки чует кошка, что слопала чужое мясо.
Я стала завлекать Гришку парить ноги личным примером: запихала левую ногу в высокий таз с горячей водой. Теперь одна нога красная и чистая, а другая – так себе. Что делать? Прежний вид левой не вернуть, правую мыть – лучше пристрелите сразу.
Гришка визжал, щипался и ноги в горячую воду совать не хотел. Шантажировала его поездкой на Варькину дачу, пугала незнакомым словом «отит». Гришка ныл и упирался. Сошлись на том, что я куплю ему набор белых викингов. Все-таки самый действенный способ – прямой подкуп, я всегда это знала.
Глава 20
Лучший подарок юному коллеге
Возле передвижной палатки с выпечкой стоял унылый бомж. Весь в благородных язвах, на голове – фетровая женская шляпа, в руках – апрельский номер журнала «Галя» с неудачной морщинистой блондинкой на обложке. Помнится, за эту блондинку огреб по полной верстальщик Дениска. Морщины надо было убрать посредством хитрой компьютерной программы, а Дениска схалтурил – оставил блондинке ее биологический возраст.
