Пренеприятнейшую девицу, о которой ходили умопомрачительные слухи, Капитолина Афанасьевна заметила, выходя из церкви. Та снисходительно посмотрела и слегка кивнула. Ей? Мужу? Какая дерзкая особа!
— Кому это она? — заговорщицки зашептала Капитолина Афанасьевна мужу, не замечая его необычной бледности и мелкого подрагивания пальцев. — Мне показалось — нам.
— Это девица Форст, кажется, — пробурчал муж и, пытаясь перевести разговор в другое русло, добавил: — Ты уж, маменька, не шали там на югах, а то…
— Порой мне кажется, что подобные девушки не в себе, — не обращая внимания на его игривый тон, продолжала жена. — Встречала я эту особу на похоронах графа Турбенса. И, представь, во время панихиды она разразилась истерическим смехом! Правда, ее опекун попытался сгладить неприятное впечатление, увел ее, объяснив что-то про нервы. Но я тебя уверяю, сделала она это специально!
— Да брось ты ее, маменька! Далась она тебе!
— Даже если и от нервов, — не унималась Капитолина Афанасьевна, — нужно лечиться своевременно.
— Как ты?
— Конечно. Нужно следить за собой. Я ведь не ради удовольствия еду в Кисловодск. Ты бы попробовал эти противные воды. Один запах чего стоит! Но ради приличий…
Алиса произвела на бедную женщину столь сильное впечатление, что та не унималась до полудня, пока не села в карету и не укатила в сопровождении Александрины, своей троюродной сестры и амурной пассии мужа, падкого на блондинок.
Выпроводив наконец жену и отослав сыновей к теще, Петр Иванович кинулся разыскивать ночную княжну. В последние дни она питала к нему повышенный интерес и были все основания считать, что ее сердце дрогнуло под его натиском. Выпроводить взашей слуг и тащить ее домой! С такими и предлога изобретать не надо. Как отыщется — так и действовать!
Пока Петр Иванович командовал себе в атаку, Алиса отсиживалась дома и никуда целую неделю не выезжала. Герман уехал по делам, говорил — в Москву, однако у Алисы шевельнулась догадка о его намерениях. Он будет вместе с нею и на этот раз. Он всегда незримо будет рядом, как в том сне, который приснился ей… когда? Она не помнила. Все воспоминания, связанные с Сашей, были начисто стерты ею из памяти. Ну не все ли равно — когда.
Петр Иванович, очевидно, совсем потерял голову, потому что в поисках своей чаровницы объездил весь город, а потом явился к ней домой под предлогом потолковать с Германом Романовичем о продаже имения. Узнав от Любаши, что хозяин в отъезде, а хозяйка больна, Петр Иванович воодушевился и расспросил девушку о болезни Алисы, на что та, подготовленная к его появлению, сообщила, что болели, мол, а теперь слабы настолько, что не в силах принять его, и велели приходить денька через два.
Петр Иванович обомлел от такого подарка судьбы — «велели!». На следующий день он прислал Алисе охапку полевых цветов, из которых она оставила только колокольчики да ромашки, приказав Любаше остальную траву вынести вон. Через два дня возбужденный до предела Петр Иванович был допущен к болящей, встретившей его на диване в легком домашнем платье с распущенными волосами, украшенными венком из его цветиков. Дрожащими губами, изогнувшись, он прикоснулся к низко протянутой руке и, потеряв контроль над собой, бухнулся тут же на паркет, сжимая колени чаровницы и бормоча не по возрасту бурные признания. Алиса смеясь оттолкнула его, но ровно настолько, чтобы он не потерял надежды, а был бы спровоцирован на дальнейшие поползновения к ее ручкам и главное — ножкам. Глаза Алисы горели, решительность была холодной и расчетливой. Каждое ее слово в этот вечер падало на хорошо подготовленную почву. Старый ловелас сгорал от нетерпения, а девушка капризничала и предложила ему сначала покаяться — признаться во всех своих любовных связях.
Алиса приказала ему везти ее кататься, пообещав «стать хорошей девочкой», если он «искренне облегчит свою душу и расскажет ей все-все-все». Обезумевший от такой прямоты, отставной полковник, покуда их экипаж бессмысленно колесил по городу, сидел рядом с ночной княгиней словно на иголках, хрипло перечисляя свои любовные победы и расписывая свои мужские достоинства.
Отдав приказание кучеру к восьми часам подъехать к своему дому, Петр Иванович прервал свой рассказ, как раз упомянув имя Лизоньки Дунаевой (по мужу — Курбатской), и заискивающим тоном спросил:
— Не угодно ли размяться, моя прелесть?
Алиса поморщилась, подумала и протянула полковнику руку. Садик перед домом скрыл их от любопытных глаз, особняк (приданое жены) встретил приятной прохладой после жаркого вечера. В укромном уголке просторной бальной залы был накрыт столик — шампанское, лимоны, конфекты, — и по неловкой сервировке Алиса догадалась, что Петр Иванович обошелся без слуг и в доме, кроме них двоих, никого нет.
Говорить он мог уже с трудом, таращил на Алису наливающиеся от шампанского безумием глаза и сыпал пошлостями по поводу некоторых частей ее тела. Слушать было скучно, интереснее было другое.
— Так что там про Лизоньку… Как ее? Дунаеву, кажется.
— Ай, да что про нее говорить. Только пальцем поманил. — Петр Иванович подобрался к Алисе и поймал наконец ее руку. — Не в пример вам, дорогая моя. Ах, какие ручки…
Он погрузился в лобызания ее ручек, запыхтел, раскис. Изо рта вылетали тяжелое дыхание и хрипы, напоминающие предсмертные. «Животное, — равнодушно подумала Алиса. — Грязное и мерзкое. Это тебя и погубит».
Она проворно вырвала ручку и побежала по зале, лавируя между колонн. Однако полковник оказался проворнее, чем она полагала. Эти забавы были ему не внове, а желание начисто смело светские любезности.
— Попалась! Теперь — моя!
Алиса не помогала ему разделываться с крючками и булавочками в ее наряде. Она с удивлением прислушивалась к своему спокойному сердцу, четко и ритмично выбивавшему удары в обычном темпе. Раз-два-три, раз-два-три…
— Где вы с ней встретились?
Платье ее расстегнуто, и воротничок надорван с краю, но зашивать бесполезно. Прощай платье. Да и вряд ли она захочет когда-нибудь снова надеть его.
— Это был длинный коридор?
Разумеется, длинный. Неужели ее мать могла полюбить такого фанфарона и бабника?
— И что она сказала, когда вошла?..
А впрочем, не стоило труда и догадаться… Все было точно так же… Хотя нет. Для него — точно так же. А что чувствовала та безумная девица, которая произвела через семь с небольшим месяцев на свет Алису, да так и не стала никогда ей матерью? Ту же боль, отвращение? Вряд ли ее подогревал этот безумный азарт мести. Как это было?
Оставшись в тоненькой сорочке, Алиса вырвалась из липких объятий полковника и с хохотом побежала по залу. В смешном нижнем белье, без рубахи, с растопыренными руками, бегущий за ней полковник был похож на сатира. И все-таки как это было? Алиса резко остановилась и позволила унести себя в спальню, силясь представить себе, что пережила с этим человеком другая девушка двадцать лет тому назад.
