Оливия машинально комкала салфетку, лежавшую у нее на коленях.
– Когда я была девочкой, – продолжила она, – все было не так уж плохо. Мама не одобряла крепких спиртных напитков, так что при ней он не пил. Но у него был тайник для виски. Мама, конечно, знала об этом. Все знали. Но ради нее он по возможности сдерживался. А вот после ее смерти стал пить открыто. И пил все чаще и чаще. Это было… довольно неприятно.
Тут Конор кое-что понял.
– Так вот почему у вас в юности не было ни балов, ни приемов.
– Да, поэтому. Мои братья большую часть года находились в университете, и, конечно же, я не могла посещать светские мероприятия без сопровождения. Поэтому я выходила в свет не очень часто, а когда выходила, то обычно с отцом. Но после нескольких скандальных случаев нас перестали приглашать. – Она помолчала и добавила: – Моему отцу было очень трудно пережить смерть матери. Он чувствовал себя без нее… совершенно потерянным. И он стал опасаться, что я покину его, если выйду замуж. Поэтому отец никому не разрешал ухаживать за мной.
– Вы когда-нибудь возмущались?
– Да, – призналась Оливия. – Но он ведь был моим отцом.
Тут появился официант. Он поставил чашку кофе перед Оливией и бокал виски – перед Конором. Он также принес маленький серебряный подносик с сигарой и гильотиной для обрезания сигар. Конор сделал глоток виски – но тут же отставил бокал.
Оливия отпила немного кофе, потом вновь заговорила:
– А когда началась война, все молодые люди отправились в армию. Многие из них так и не вернулись. Все рабы, конечно, ушли, и плантации пришли в запустение, потому что обрабатывать их было некому. Потом до нас дошел слух, что оба моих брата погибли при Геттисберге.
Она вздохнула и взглянула на Конора.
– Думаю, что именно это и стало для отца последним ударом. Очень быстро он из энергичного и волевого мужчины превратился в старика, и я ничего с этим не могла поделать. Я пыталась заботиться о нем, пыталась помочь ему, но не могла. Вот почему он упал с лестницы и сломал позвоночник. Он был тогда, конечно же, пьян.
В ее голосе не было ни осуждения, ни досады – только покорность судьбе. И Конору вдруг пришло в голову, что у них с Оливией, людей совершенно разных, все-таки есть нечто общее. Они оба были ужасно одиноки. Желая хоть как-то выразить свое сочувствие, он потянулся к руке Оливии и накрыл ее ладонью. Пальцы их тотчас же переплелись, и она, взглянув на него, тихо сказала:
– Спасибо, Конор.
– За что?
– За то, что выслушали меня. Я еще ни с кем об этом не говорила.
Оливия улыбнулась ему, и его желание утешить ее переросло в желание совсем другого рода. Очевидно, его чувства отразились на лице, потому что она перестала улыбаться и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Вы действительно считаете, что я красивая? – спросила она неожиданно.
Конор замер. Он смотрел в ее широко распахнутые карие глаза и чувствовал себя так… как будто тонул в расплавленном шоколаде.
– Думаю, нам уже пора. – Проговорил он, убирая свою руку. – Завтра нам предстоит трудный путь, и вам надо отдохнуть, как следует. Надо поспать.
Но спать ей совершенно не хотелось. Хотелось совсем другого, и она не знала, что делать. Сидя в своей комнате, Оливия то и дело поглядывала на дверь. Ее романтический вечер закончился. Закончился, так и не начавшись.
Она так и не поняла, как это произошло. Казалось бы, только что они держались за руки, чувствуя свою близость, и вот он уже провожает ее в номер. Причем попрощался Конор довольно сдержанно.
Она спросила, действительно ли он находит ее красивой. Вопрос глупый, и лучше бы она его не задавала. Но он посмотрел на нее так, будто и впрямь считал ее красивой. Так что, может быть, вечер закончился так неожиданно и так быстро вовсе не из-за этого вопроса.
Может быть, ей не следовало так много говорить об отце. А ведь это совсем не романтическая тема. Но она понятия не имела, какие темы могут считаться романтическими.
Возможно, так произошло из-за ее реакции на выпивку. Господи, ведь мужчина имеет право выпить после ужина! И не следовало вести себя так глупо. Ох, значит, все из-за нее самой…
Оливия вздохнула и, отвернувшись от двери, швырнула сумочку и перчатки на кровать. Что бы она ни наговорила, теперь уже поздно исправлять. Она—в своей комнате, а Конор – в своей. Их совместный вечер закончился. И совершенно ясно, что в соблазнительницы она не годится. Впрочем, она и раньше это знала.
Конор скоро уедет – у нее нет никаких иллюзий на сей счет. Ее жизнь вернется в прежнее русло, но сегодня вечером ей ужасно хотелось другой жизни. Теперь она понимала: ее влекло к Конору с того самого момента, как они встретились. А в тот день на кухне она окончательно в этом убедилась. Так что же делать? Может, как-нибудь… соблазнить его? Увы, она понятия не имела о том, как соблазняют мужчин. Не может же она просто зайти к нему в комнату и заявить: «Не поцелуете ли вы меня еще раз?»
Оливия снова посмотрела на дверь. Она вдруг поняла, что не сможет отпустить его, не испытав подлинной страсти. Ведь раньше, до появления Конора, она даже не догадывалась, что такое страсть.
Оливия решительно открыла дверь и поспешно вышла из комнаты, пока не передумала.
Приблизившись к комнате Конора, постучала в дверь. А вдруг она ошиблась? Вдруг это не его комната? Ах, тогда она просто умрет от стыда.
Но она не ошиблась. Дверь отворилась, и на пороге появился Конор.
Он уже снял жилет и рубашку – сейчас держал ее в руке. Конечно, она много раз видела его без рубашки, и ее это не должно было смущать. Но сейчас почему-то смутило.
– Оливия? – Он посмотрел на нее с удивлением и бросил рубашку в сторону. – Оливия, что случилось?
– Ах, я давно уже хотела вам кое-что сказать, но случай не представился, – проговорила она, ужасно волнуясь.
Услышав шаги в другом конце коридора, Конор мысленно выругался и, схватив Оливию за локоть, втащил ее в комнату и закрыл за ней дверь. Прижавшись к ней спиной, она посмотрела в лицо Конора. Было ясно, что он ей не рад, и она почувствовала, как мужество ее покидает. Да, он совсем не обрадовался ее приходу.
– Кое-что сказать? Что именно? – Голос его не предвещал ничего хорошего.
Оливия сделала глубокий вдох.
– Я говорила вам, что упустила многое, когда была молоденькой девушкой, но… – Она заставила себя смотреть ему в глаза. – Но я не сказала вам, как мне всего этого хотелось, – продолжила Оливия с дрожью в голосе. – Мне хотелось балов и приемов, хотелось прогуливаться в саду с поклонниками. Хотелось смеяться и танцевать, хотелось романтики. И еще мне хотелось… чтобы меня целовали. Но ничего этого не было, не было до тех пор, пока вы… Я вам солгала тогда.
– Да, знаю. – Он улыбнулся. – Я сразу же это понял.
