– Идите туда и встаньте в дверном проеме. – Она подождала, пока он выполнит ее просьбу. – Теперь представьте, что мы на балу…
– Не могу, – перебил он ее. – Я не могу представить, что мы на балу, пока на вас эта жуткая шляпа.
– Она не жуткая! – выпалила Эмма, но рука автоматически взметнулась к головному убору. – Что с ней не так?
– Все. Почему женщины до сих пор цепляют к шляпам перья, выше моего понимания. У вас такой вид, как будто вы натянули на голову зад страуса. Кроме того, поля настолько широкие, что я вижу ваше лицо, только когда вы поднимаете голову, а мне нравится смотреть на ваше личико. Снимите шляпу.
Критику лучшей ее шляпки – шляпки, за одни перья которой она выложила целый шиллинг, чтобы шагать в ногу с модой, – эту критику можно было простить за высказывание о ее личике. Эмма убрала веер в карман, отколола шляпную булавку, сняла шляпку и положила на стол. Потом снова вынула веер.
– А теперь представьте, что мы на балу. Вы только что пошли, и, хотя мы с вами не знакомы, я заметила вас, и вы мне понравились.
– Это и представлять не надо, – сказал он, одарив ее самодовольной улыбкой. – Вы же сами назвали меня красивым, помните?
– Не отвлекайтесь, – с притворной суровостью велела Эмма и открыла веер. – Видите, как я держу его, в левой руке, у лица, глядя поверх веера? Это значит, что я хочу познакомиться с вами.
Он склонил голову набок, внимательно изучая Эмму через комнату.
– А если бы вы взяли его в правую руку? Это значило бы что-то еще?
– Да, этим я намекнула бы вам о встрече. Я вышла бы из зала, а вы должны были бы последовать за мной.
– И люди действительно занимались этим? – с сомнением протянул Гарри. – Вы ничего не выдумываете?
Эмма рассмеялась:
– Я и сама обвинила тетушку во лжи. Я сказала: если вы хотите передать тайное послание, веер вряд ли поможет вам, потому что окружающие увидят ваши знаки и все поймут. Но тетя Лидия настаивала на том, что и она, и ее подруга объяснялись таким образом с кавалерами на балах и приемах.
– Я не верю, – покачал он головой. – Мужчины никогда не стали бы заниматься подобной чепухой. Все слишком запутанно, слишком невнятно. Откуда мужчине знать, беседуете вы с ним или просто используете веер по прямому назначению? Мужчина может легко ошибиться. Мы предпочитаем прямое, открытое общение.
– Да, но женщинам не дозволяется вести себя открыто. Если мне захочется познакомиться с вами, я не смогу просто подойти к вам и представиться.
– Очень жаль. Я не ошибусь, если заявлю от лица всех мужчин: мы были бы счастливы, веди себя женщины более непринужденно.
– Нисколько не сомневаюсь, но так не делается. Вы знаете это не хуже меня. Конечно, я могу спросить у друзей, не знакомы ли они с вами и не представят ли нас друг другу, но могу и не отважиться на такой поступок. Слухи быстро распространяются, знаете ли.
– Сохрани Господь общество, которое позволит женщине действовать напрямую. Ну ладно, допустим, я правильно истолковал ваш сигнал о том, что вы хотите со мной встретиться. – Он направился к ней. – А поскольку я питаю слабость к рыжеволосым, то, безусловно, не откажусь.
От удивления у Эммы перехватило дыхание, пальцы со всей силы стиснули веер и побелели.
– Вы предпочитаете брюнеток.
Он остановился перед ней и поднес руку к ее лицу. Их глаза встретились, он начал наматывать на палец выбившуюся прядь ее волос.
– Я пересмотрел свои пристрастия.
Дотронувшись пальцами до ее щеки, он убрал прядку волос ей за ухо. Эмма задрожала от этого легкого прикосновения.
– А вы не пересмотрели, Эмма?
Он спрашивал ее о чем-то. Эмма моргнула.
– Что?
– Вы говорили, что я вам не нравлюсь, – напомнил он ей и легко, словно перышком, провел по ее ушку, щекоча. – Вы называли меня распутником.
– Вы такой и есть. – К несчастью, этот факт не охлаждал ее пылких фантазий. Эмма закрыла глаза и постаралась вспомнить беседу с миссис Инкберри, но мысли о добродетели не помогли.
Его рука обняла ее за шею. Теплая ладонь легла на затылок, большой палец погладил щеку.
– И я все еще не нравлюсь вам?
– Я никогда не питала к вам неприязни.
Он недоверчиво хмыкнул, заставив ее открыть глаза.
– Да, я действительно утверждала, что вы мне не нравитесь, и, когда говорила, верила в это, но наделе все оказалось не так. Не совсем так. Я не одобряла вашего поведения и обижалась на вас за то, что вы не хотели дать моим произведениям шанса, которого они заслуживают. А еще не принимали меня как должное, когда я работала вашим секретарем. Я ненавидела такое отношение к себе и больше не позволю вам так со мной обращаться. Но сколько я ни старалась невзлюбить вас, ничего не получилось. – Она судорожно сглотнула. – Стоило мне по-настоящему разозлиться на вас, вы всегда находили ко мне подход. Смягчали мой гнев, или подыскивали нужные слова, или заставляли смеяться.
Он улыбнулся:
– Может, все дело в том, что я все-таки симпатичный малый, несмотря на все мои недостатки? Очаровательный, умный, скромный…
Эмма рассмеялась. Не смогла удержаться. Он действительно был очаровательным, она всегда это знала, хотя и не всегда была способна оценить, как сейчас.
Но это не значит, что она позволит ему взять над ней верх. Когда он склонился к ней, она со стуком захлопнула веер и прижала его к своим губам прежде, чем Гарри успел коснуться их. Он выпрямился и отпустил ее.
– Это какой-то знак?
Она кивнула и опустила веер.
– Это значит, что я не доверяю вам.
– Эмма! – наигранно оскорбился он и положил руку ей на талию. – Вы не доверяете мне?
Она сбросила его руку.
– Ни на йоту.
– Вам нравится усложнять мне жизнь, не так ли?
Ее улыбка стала еще шире.
– Привлекательная идея, да.
– Наслаждайтесь, пока можете, потому что я непременно возьму реванш. Так на чем мы с вами остановились? – Он нахмурил брови, делая вид, что припоминает. – Ах да, я правильно понял ваш намек о том, что вы желаете познакомиться со мной. Предположим, исполненные благих намерений друзья представили нас друг другу. Итак, следующий шаг ясен. – Он поклонился ей. – Мисс Дав, позволь те пригласить вас на танец.
– Мы не может танцевать. Музыки нет.
– Это наш звездный час. Не надо портить его банальностями. – Он взял ее руку в перчатке в свою ладонь, вторая ладонь легла ей на Талию. – Мы можем спеть.
– Я не пою, – возразила она, но сама уже убрала веер в карман и положила руку ему на плечо, приготовившись к танцу. – В раннем детстве я подслушала, как викарий говорил моему отцу, что мне медведь на ухо наступил. С тех пор отец приказал мне в церкви беззвучно открывать рот. – Она замолчала, удивившись тому, что такие давние воспоминания до сих пор больно ранили. Она постаралась избавиться от них и улыбнулась. – Без сомнения, паства была благодарна.
