Княгиня схватила его за руки.
— Успокойся, Лев! Прошу тебя, я требую от тебя этого! Не обвиняй брата с такой слепой ненавистью, сначала выслушай меня.
— Я уже много слушал, вполне достаточно для того, чтобы это могло привести меня в ярость. Ванда бросилась к нему на грудь, закрыла его своим собственным телом, а я еще должен сомневаться в измене? Где Вольдемар?
Княгиня тщетно старалась успокоить сына — он ее не слушал. И в то время как она раздумывала над тем, как бы помешать их встрече, случилось самое худшее из того, что могло случиться: Вольдемар вернулся назад.
Он быстро вошел в комнату и направился к княгине, как вдруг увидел Льва, при этом на его лице выразилось не изумление, а скорее смертельный ужас. Побледнев, он смерил младшего брата с головы до ног и проговорил:
— Так вот ты где?
На лице Льва появилось выражение какого-то дикого удовлетворения, когда он наконец увидел перед собой предмет своей ненависти.
— Ты, вероятно, не ожидал меня?
Вольдемар ничего не ответил; ему, как более рассудительному, сейчас же пришла в голову мысль о той опасности, какой подвергается здесь Лев. Он вернулся, запер дверь на ключ и только потом ответил:
— Нет! Мама, вероятно, также не ожидала тебя.
— Я не хочу поздравлять тебя с твоим геройским подвигом в пограничном лесничестве, ты, вероятно, так назовешь свой поступок, — продолжал князь с нескрываемой насмешкой. — Ты убил лесничего, а остальные, трусы, не посмели тебя тронуть.
— Они в ту же ночь бежали за границу, — сказал Вольдемар. — Может быть, они присоединились к тебе?
— Да.
— Я так и думал. Когда ты покинул свой отряд?
— Не собираешься ли ты меня допрашивать? — запальчиво воскликнул Лев. — Я явился сюда, чтобы потребовать отчета у тебя! Пойдем, нам надо поговорить с глазу на глаз.
— Вы останетесь! — приказала княгиня. — Я не оставлю вас одних. Если эта встреча необходима, то пусть она произойдет в моем присутствии. Может быть, вы хоть тогда не совсем забудете, что вы — братья!
— Братья или нет, — вне себя воскликнул Лев, — но он совершил низкое предательство! Он знал, что Ванда — моя невеста, и тем не менее не постеснялся завладеть ее любовью. Так поступают только предатели и подлецы.
Княгиня хотела удержать сына, но было поздно — злополучное слово уже сорвалось с его языка. Вольдемар вздрогнул, как пораженный пулей. Княгиня побледнела. Ее испугала не безумная ярость младшего сына, а выражение лица старшего, и она оттолкнула его, хотя он был безоружен, тогда как у Льва была шашка. Встав между ними, она повелительно крикнула:
— Вольдемар, Лев… успокойтесь! Я приказываю вам это.
Когда княгиня повелевала, то всегда достигала цели. Так и в данном случае: ее сыновья невольно повиновались. Лев опустил руку, которой уже ухватился за рукоять шашки, а Вольдемар остановился.
— Лев, довольно оскорблений, — резко произнес он. — Если ты еще вчера имел право обвинять меня, то сегодня уже утратил его. Я люблю Ванду больше, чем ты предполагаешь, но даже ради нее не забыл бы о чести и долге. Я не бросил бы тайком доверенного мне поста, не изменил бы присяге, которую дал своему начальнику. Все это сделал ты. Пусть мама решит, кто из нас заслужил того названия, которое ты бросил мне.
— Что это, Лев? — воскликнула княгиня. — Ты ведь явился сюда с разрешения дяди? Отвечай!
Яркая краска залила бледное до сих пор лицо молодого князя, он не решался поднять на мать глаз и злобно обратился к брату:
— Что ты понимаешь в моих обязанностях? Какое тебе до них дело? Ты ведь заодно с нашими врагами. Я не могу терять время, я должен вернуться в свой отряд!
— Слишком поздно, — ответил Вольдемар. — Ты не найдешь его больше.
Лев, очевидно, не мог постичь этих слов и смотрел на брата так, как будто тот говорил на незнакомом языке.
— Когда ты покинул своих? — еще раз спросил Вольдемар, на этот раз так серьезно, что брат невольно ответил ему:
— Вчера вечером.
— А ночью на них напали, твой отряд разогнан и уничтожен.
С губ молодого князя сорвался страшный крик. Он бросился на говорившего.
— Этого не может быть, ты лжешь, хочешь напугать меня и заставить удалиться отсюда!
— Нет, этого не может быть, — вмешалась и княгиня. — Ты еще не мог получить известий о том, что произошло сегодня, я должна была бы получить их раньше тебя. Ты нас обманываешь! Не прибегай к таким средствам.
Вольдемар в течение нескольких секунд смотрел на мать, которая скорее была согласна счесть его обманщиком, чем обвинить в чем-нибудь своего младшего сына. Наконец он произнес:
— Князю Баратовскому был поручен важный пост со строжайшим приказом не покидать его. Он должен был охранять тыл отряда своего дяди. Когда совершилось ночное нападение, князя Баратовского не было на этом посту. Начальник отсутствовал, отряд не сумел защититься и был перебит; несколько человек спаслось бегством и попало в руки наших патрулей. Трое из них, тяжелораненые, лежат здесь, в деревне, от них я узнал обо всем происшедшем!
— А мой брат? — с притворным спокойствием спросила княгиня. — Что случилось с его отрядом?
— Этого я не знаю, — ответил Вольдемар. — По слухам, победители направились в В. Что произошло там, еще неизвестно.
Он замолчал. Наступила жуткая тишина. Лев закрыл лицо руками, из его груди вырвались глухие стоны. Княгиня тяжело дышала и не отрывала взгляда от младшего сына.
— Оставь нас одних, Вольдемар! — наконец глухо, но с прежним спокойствием произнесла она.
Нордек мешкал, так как никогда не видел ее такой. Его, жестокого и сурового, охватила жалость, когда он прочитал на ее лице участь своего брата.
— Мама, — тихо произнес он.
— Иди, — повторила она. — Мне нужно поговорить с князем Баратовским; присутствие третьего здесь излишне. Оставь нас одних!
Вольдемар вышел из комнаты, но его душа горько и болезненно возмутилась; его изгоняли, когда мать хотела говорить с младшим сыном; старший всегда оставался ей чужим, он был лишним. В его душе шевельнулась глубокая горечь, но тем не менее он чувствовал, что случившееся отомстит за него и что теперь княгиню постигнет жестокая кара в лице любимого сына, ее кумира.
Вольдемар опустил портьеру, он оставался в соседней комнате, чтобы на всякий случай охранять вход, так как хорошо знал, какой опасности подвергался Лев: каждую минуту кто-нибудь мог войти, и нужно было принять меры предосторожности.
Вольдемар отошел к окну, не желая слышать ни одного слова из разговора; к счастью, толстые портьеры заглушали каждый звук. Прошло уже более получаса, а разговор все еще продолжался; по-видимому, ни княгиня, ни Лев не думали о том, что опасность с каждой минутой возрастает. Вольдемар наконец решил прервать их беседу. Он снова вошел в гостиную и с изумлением остановился, так как там царило глубокое молчание.
