— И какое же?
— Ее предельно разумное поведение. Если бы перед нами был оживший древний зверь, он бы и вел себя как зверь — дикий, озабоченный лишь тем, как выжить и найти пропитание. А этот поступает в полном соответствии с легендой. И вы ведь наверняка уже заметили — он не ест своих жертв! Даже кровь не пьет, по всей видимости. А вот это уже, извините, ни в коня, ни в Красную Армию! Зачем-то он ведь их убивает! Но если не для еды, то тогда для чего или почему? Опять же в поселке подозрительно тихо. Барбосы и не думают поднимать тревогу, хотя матерого зверя-убийцу они должны были почуять в любом случае. Их-то не проведешь, животные опасность первыми улавливают. А здесь — молчат. Странно, не находите?
— Ну да, когда мы в первый раз появились в поселке, собаки гавкали до хрипоты, разве что с цепи не рвались, — припомнил я. — Так что списать все на то, что они попросту толерантны к чужим, не получится. А что, если предположить, что Тварь — нечто вроде зомби?
— Даже если Тварь — посланец не нашего мира, собаки ее мимо не пропустят. Не зря в фольклоре столько упоминаний о том, что при появлении нежити домашние животные беснуются, предупреждая хозяев об опасности, — добавил отец Георгий. — Отчасти так оно и есть. А в поселке тем не менее тихо!
— Значит, следует парадоксальный, но закономерный вывод: эти собаки с Тварью знакомы и ее не боятся. Отсюда тут же вытекает еще одно: это не Тварь, а кто-то из местных, — продолжил мысль батюшки Лешка. — Кстати, а как вы объясните отсутствие каких-либо следов рядом с жертвами?
Отец Георгий внимательно посмотрел на Лешку, поправил дужку очков.
— А откуда вы взяли, что рядом с телами погибших не было никаких следов? Были они, были — да только не те, что народ думал. Ведь когда мы говорим «Тварь», что ожидаем увидеть? Оттиск гигантской когтистой лапы на земле или снегу, не так ли? А вместо этого…
— …обычные человеческие следы, — перебил его Лешка. — Так ведь?
— Вот именно! — поднял вверх указательный палец батюшка. — Но поскольку все ищут зверя, то все следы априори полагаются следами самих жертв…
— …и след убийцы просто теряется среди них! А вы сообщили об этом своим прихожанам?
Отец Георгий посмотрел на нас с какой-то особенной печалью, потом тихо покачал головой:
— Не услышат. Они ж тут и впрямь как дети малые — через одного в сказки верят. Да еще и шаман воду мутит. Не со зла, конечно, но ему внимают. Даже Анфисий мой и тот считает, что на поселок бесовское отродье наслали, что уж про остальных говорить. Чтобы их всех переубедить, нужны факты, причем такие, которые можно своими глазами увидеть и руками потрогать.
— Вы имеете в виду притащить в поселок шкуру Твари и продемонстрировать ее всем желающим? — мрачно пошутил Лешка.
— Именно так, — вздохнул отец Георгий. — Все прочие доводы будут отвергнуты на основании того, что покойный Поликарпыч ее видел, а все остальные — слышали, и неоднократно.
— Ну и мы ее видели, и что из того? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Кстати, раз уж вам повезло ее наблюдать, не вспомните: а как именно она ходит? — оживился батюшка. — Может, есть у нее какие-то характерные особенности?
— Ну, разве что когда она не бежит, то идет как бы вразвалочку, — припомнил я. — А так вроде бы и ничего из ряда вон выдающегося.
— Вразвалочку? Примерно вот так?
Отец Георгий прошелся по комнате, довольно удачно сымитировав походку зверюги.
— Да, очень похоже! — оживился Лешка. — А что, есть какие-то мысли на этот счет?
— Видите ли, если на вас надето, допустим, трое штанов, то чтобы не тереться штанинами одна о другую, вы будете ставить ноги несколько шире, чем обычно. Соответственно изменится походка: перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, вы станете слегка раскачиваться. Именно это я вам сейчас и продемонстрировал.
— Толстая шкура — все равно что лишние штаны, — развил я мысль батюшки. — Получается, мы все-таки имеем дело с карнавальным костюмом.
— И еще одно: вы упоминали, что Тварь убегала от вас. Как именно она это делала: на двух конечностях или на четырех?
— На двух! — уверенно ответил я. — На передние лапы она ни разу не оперлась.
— И это при том, что они у нее практически по колено длиной. Приматы, имеющие сходное строение туловища и конечностей, не преминули бы в подобной ситуации плюхнуться на все четыре лапы сразу: так бежать быстрее и удобнее. Меньше нагрузка на позвоночник, больше устойчивость. А вот человеку такой способ перемещения как раз свойственен. Тем более что под пулями особо не покрасуешься, успеть бы удрать. Так что нет никакой Твари — есть опасный и хитрый маньяк, преследующий свои цели, о которых мы можем только догадываться.
— Выходит, что так, — согласился с выводами батюшки Лешка. — Ничего, завтра мы все острова перероем, но найдем схрон этого мерзавца!
— Ну, помолясь, — поставил точку в нашем разговоре отец Георгий.
Мы условились о том, где и когда подберем завтра его и дьяка, после чего сердечно распрощались и вышли наружу.
— Как думаешь, — спросил я Лешку, когда мы немного отошли от дома батюшки, — а как он сюда попал? Спрашивать впрямую как-то неудобно было, сам понимаешь.
— Ну, либо он здесь по зову сердца и все такое, — легкомысленно отозвался Лешка, — типа подвижник от церкви.
— Либо?
— Либо отбывает здесь ссылку, наступив на мозоль высокому церковному начальству. У них же там дисциплина еще почище, чем у нас. Либо в ереси какой обвинили, а может быть, прихожанкам глазки строил — кто ж их там разберет? Но в любом случае молодец мужик: не скулит, не ноет, на жизнь не жалуется. Не то что его дьяк.
— О да! Этот, похоже, на весь свет обижен. Одного только не пойму: где мы ему дорогу перешли, что он так на нас зол? И плюется, и бурчит, и косится на нас — у меня такое сложное чувство, будто он считает, что это мы виноваты в том, что Тварь в поселок пришла.
— Скажу откровенно — чихать я хотел на его тонкие помыслы! Лишь бы под ногами не путался и с проповедями не лез.
— Ну, это как раз не в его стиле, по-моему. Он все больше отмалчиваться предпочитает, максимум под нос себе что-то бормочет и все.
Некоторое время мы шли молча, от нечего делать разглядывая поселок и его жителей, то и дело попадавшихся нам навстречу. Да, пожалуй, прав отец Георгий: они здесь все как дети. Простые радости, простые заботы. Не переводился бы зверь и рыба, да не иссякли бы запасы самогона, а больше ничего и не надо. Но кому-то даже этого показалось много, и он лишает людей их последнего и главного богатства — жизни. Кто-то, безусловно, коварный и хитрый, расчетливый и подлый…
Я не удержался и улыбнулся от пришедшей в голову глупой мысли.
— Что лыбишься? — немедленно поинтересовался Лешка.
