— Бессердечная Аня!
— Глупая Фил! Ты же отлично знаешь, что Джонас любит тебя.
— Но он не хочет сказать мне об этом. И я не могу заставить его сказать. Он производит впечатление влюбленного — это я признаю. Но то, что говорят одни лишь глаза, не может служить достаточным основанием для того, чтобы начинать вышивать салфеточки и делать мережку на скатерти. Я не хочу браться за эту приятную работу, пока не буду по-настоящему помолвлена. Я боюсь искушать Судьбу.
— Мистер Блейк не решается сделать тебе предложение, Фил. Он беден и не может обеспечить тебе такую жизнь, к какой ты привыкла. Ты сама знаешь, что это единственная причина, по которой он все еще не заговорил о любви.
— Да, так, наверное, оно и есть, — с грустью согласилась Фил. — Но ничего, — тут же добавила она, оживившись, — если он не сделает предложение мне, я сделаю предложение ему, вот и все. Так что все непременно будет хорошо. Я не буду тревожиться… Между прочим, Гилберт Блайт везде ходит с Кристиной Стюарт. Ты уже слышала об этом?
В этот момент Аня застегивала на шее тонкую золотую цепочку. Неожиданно оказалось что с замочком трудно справиться. Что это ним… или с ее пальцами?
— Нет, не слышала, — отозвалась она небрежным тоном. — Кто эта Кристина Стюарт?
— Сестра Рональда Стюарта. Она приехала в Кингспорт этой зимой — учиться музыке. Я ее еще не видела, но говорят, она очень красива и Гилберт от нее без ума. Как я сердилась на тебя, Аня, когда ты отказала Гилберту! Но тебе был предназначен судьбой Рой Гарднер. Теперь я это вижу. Так что ты все-таки была права.
Аня не покраснела, как она обычно краснела, когда девушки выражали мнение, что ее предстоящий брак с Роем Гарднером — дело решенное. Ей вдруг стало невесело. Болтовня Фил показалась пустой и вздорной, а вечерний прием невыносимо скучным. Бедняга Паленый получил затрещину.
— Сейчас же убирайся с подушки, ты, негодный кот! Почему ты не сидишь на полу, где тебе положено быть?
Она подхватила свои орхидеи и сбежала вниз, где под наблюдением восседающей в своем кресле тети Джеймсины согревались вывешенные в ряд перед камином пальто девушек. Рой Гарднер ждал Аню и от нечего делать дразнил кошку Сару. Кошка Сара относилась к нему неблагосклонно. Она всегда поворачивалась к нему спиной. Но всем остальным в Домике Патти он очень нравился. Тетя Джеймсина, очарованная его неизменной почтительной вежливостью и просительным тоном его восхитительного голоса, объявила, что он самый приятный молодой человек из всех, каких она только знала, и что Ане очень повезло. Подобные замечания вызывали в Ане дух противоречия. Ухаживание Роя, несомненно, было таким романтичным, как того только могло желать девичье сердце, но ей все же не хотелось, чтобы тетя Джеймсина и девушки считали, будто все предрешено. Когда Рой вполголоса сказал какой-то поэтичный комплимент, помогая ей надеть пальто, она не покраснела и не ощутила обычного трепета, а во время их короткой прогулки пешком до Редмонда была, на взгляд Роя, довольно молчалива. Она также показалась ему немного бледной, когда вышла из дамской раздевалки, но, когда они вошли в зал, румянец и живость неожиданно вернулись к ней. Она обернулась к Рою с самым веселым выражением лица. Он улыбнулся ей в ответ своей, как говорила Фил, «глубокой, таинственной, бархатной улыбкой». Однако на самом деле Аня почти не видела Роя. Она лишь остро сознавала, что под пальмами в противоположном конце зала стоит Гилберт и беседует с девушкой, которая, по всей вероятности, и есть та самая Кристина Стюарт.
Девушка была очень красива — высокая, величественная, хотя ее фигуре, вероятно, предстояло стать довольно массивной в среднем возрасте, с большими темно-синими глазами, лицом, словно выточенным из слоновой кости, с блестящими, темными, как ночь, гладкими волосами.
«У нее именно такая внешность, какую мне всегда хотелось иметь, — подумала Аня, чувствуя себя несчастной. — Лицо цвета лепестков розы… лучистые глаза-фиалки… волосы черные, как вороново крыло… да, все это у нее есть. Удивительно, как это ее еще не зовут Корделия Фитцджеральд! Но фигура у нее, пожалуй, не так хороша, как у меня, и нос, бесспорно, тоже». И Аня несколько утешилась этим заключением.
Глава 27 Взаимные признания
Март в ту зиму пришел самым что ни на есть кротким и нежным агнцем, принеся золотые, бодрящие, звенящие дни, за каждым из которых следовали морозные розовые сумерки, постепенно терявшиеся в сказочной стране лунного сияния.
Но над девушками в Домике Патти нависала грозная тень предстоящих в апреле экзаменов. Все занимались с усердием, даже Фил засела за учебники с решимостью, которой трудно было ожидать от нее.
— Я собираюсь добиться стипендии Джонсона по математике, — объявила она самоуверенно. — Конечно, я легко могла бы получить стипендию за успехи в греческом, но предпочитаю бороться за стипендию по математике, так как хочу доказать Джонасу, что я действительно необыкновенно умна.
— Джонас больше любит тебя за твои красивые карие глаза и капризно изогнутый ротик, чем за весь интеллект, какой ты носишь под своими кудрями, — улыбнулась Аня.
— Когда я была девушкой, считалось, что леди не подобает знать что-либо о математике, — заметила тетя Джеймсина. — Но времена меняются. И не знаю, к лучшему ли это. А готовить ты, Фил, умеешь?
— Нет, никогда в жизни ничего не готовила, лишь однажды испекла имбирный пряник, но это было полнейшее фиаско. Он оказался убитым посередине и холмистым по краям — вы, наверное, знаете, о чем я говорю. Но разве вы не думаете, тетя, что когда я с усердием займусь кулинарией, тот же интеллект, который позволит мне добиться стипендии по математике, поможет мне и научиться готовить?
— Может быть, — осторожно согласилась тетя Джеймсина. — Я не против высшего образования для женщин. Моя дочь — магистр гуманитарных наук. И готовить она тоже умеет. Однако я научила ее готовить до того, как позволила университетским профессорам обучить ее математике.
В середине марта пришло письмо от мисс Патти Споффорд, в котором говорилось, что она и мисс Мерайя решили провести за границей еще год.
«Так что вы можете оставаться в Домике Патти и в следующую зиму, — писала мисс Патти. — Мы с Мерайей собираемся поколесить по Египту. Я хочу взглянуть на Сфинкса, прежде чем покину этот мир».
— Вообразите этих двух почтенных дам, колесящими по Египту! Интересно, они будут продолжать вязать, даже когда задерут головы, чтобы взглянуть на Сфинкса? — засмеялась Присилла.
— Я так рада, что мы сможем остаться в этом домике еще на год, — сказала Стелла. — Я так боялась, что они вернутся. Тогда наше веселое гнездышко было бы разрушено, а мы, бедные неоперившиеся птенчики, были бы снова выброшены в суровый мир меблированных комнат.
— Я иду побродить по парку, — объявила Фил, отбросив в сторону учебник. — Я думаю, что когда мне будет восемьдесят, я буду рада, что пошла сегодня прогуляться по парку.
