— Можно просто Глоин.
На другом конце стола встал Ориель. Он тыкал пальцем в груду пустых тарелок, стоящих перед его другом, все члены эльфа дрожали мелкой дрожью. Карлик выдавил из себя улыбку и отложил в сторону небольшую косточку.
Глоин уставился на своего друга.
Карлик так и застыл на месте. Он с трудом проглотил кусок, который только что пытался тщательно прожевать. И медленно, очень медленно, отодвинул подальше от себя тарелку с курицей.
— Клянусь кровью Трех Матерей.
— Бросьте, не надо так волноваться, — сказал Мордайкен и пододвинул к нему тарелку с овощами. — Попробуйте вот это.
Мак-Коугх поднялся, его лицо было бледным как смерть.
— Что со мной произошло? — спросил он, с трудом переводя дыхание.
— О, вы… с вами все хорошо, и совсем ничего не случилось. А вот чтобы развлечь вашего приятеля…
— Карлики не едят мяса, — настойчиво продолжал Глоин. — Никогда. Оно им просто противно.
— Ну и что же? — сказал барон. — Всегда надо с чего-то начинать.
— Мордайкен! — воскликнул Ориель на другом конце стола. — Я требую… ик, чтобы вы объяснили нам, что происходит.
— Нет! Никак не нормально! — воскликнул Глоин, взволнованно размахивая руками. — С некоторого времени все идет не так, как надо!
— Ладно, ладно, — быстро проговорил барон, стараясь хоть как-то успокоить своих гостей. — Вы просто немного переутомились, вот и все. Но смею вас уверить, что ничего такого странного не происходит. Ни здесь, ни где-то еще.
В городе все очень хорошо
Взобравшись на самую вершину часовой башни, обвешенный ремнями и до отказа набитыми сумочками старый Датан Смелгот, который вот уже пятьдесят лет ухаживал за пеликанами в Парке Феникс, решил, что настал самый подходящий момент обратиться с торжественной речью к возбужденной плотной толпе, собравшейся в двухстах футах под ним. О-па, подумал Датан, отвязывая от пояса большой рупор. Разве он не мечтал всю жизнь проделать это!
Одной рукой старик держался за привязанную к башенным часам веревку, а другой направил на собравшуюся внизу толпу свой рупор.
— Народ Ньюдона, — начал он. — Хочу вам сказать, что я очень давно ждал этого момента. Сегодня вы все собрались здесь, и мне хочется воспользоваться этим моментом, чтобы кое-что вам показать. Показать нечто относящееся к полетам. По общему мнению, летать невозможно. Но я позволю себе задать такой вопрос: а какое мне дело до общего мнения?
Это заявление было встречено горячей волной громких восторженных криков. Люди махали руками, бросали в воздух навстречу уходящему дню шапки. И только в самом центре толпы маленький мальчонка в костюме поросенка оставался совершенно неподвижным.
— Что вы там говорите? Ах-ха-ха! А теперь гип-гип? — проорал Датан Смелгот, доставая из своей сумочки целую пригоршню конфетти, которую затем бросил на головы толпы.
— Ура! — взорвалась в ответ толпа, все больше и больше приходя в ажиотаж.
— Гип-гип? — снова прокричал старик.
— Ура!
Смелгот выбросил еще несколько пригоршней конфетти на собравшуюся аудиторию. Благодаря ветру тысячи маленьких разноцветных точек закружились в воздухе. А потом, без каких-либо видимых причин, мерцающее облачко в буквальном слове взорвалось, это был настоящий, прекрасный беззвучный взрыв, полный меланхолического блеска, и старик тут же начал поспешно рыться в своих набитых до отказа сумочках. Его конфетти обещали непременную смерть, но сейчас должным образом выполняли свое предназначение. Складывалось такое впечатление, что они постоянно кувыркаются.
— Отлично, а теперь, — объявил Датан, когда опустошил все свои сумочки, — настал тот момент, ради которого вы здесь и собрались.
Люди, столпившиеся внизу, что-то кричали ему в ответ, но он ничего не слышал. Да это было и не очень важно. Старик ощущал себя совсем легким, легче вечернего воздуха, легче зарева рассвета. Он был… да, он был сейчас пеликаном. Фантастическим пеликаном.
С улыбкой на устах Смелгот выпустил из рук привязанную к часам веревку и ухватился за минутную стрелку. Она была в два раза больше него, целенаправленная, с плавными обводами и острым концом. Внизу повсюду засуетились похожие на муравьев человечки, которые волновались и что-то ему кричали, слова начинали подниматься вверх, но, ощущая свою бесполезность, пугались и останавливались на полпути.
Стрелка, за которую он ухватился, внезапно подпрыгнула и встала абсолютно вертикально, словно большая буква «I». Внутри часов с металлическим лязгом и дьявольской точностью заворочался механизм. Огромный колокол часовой башни начал отбивать семь вечера, не торопясь, час за часом. От каждого удара все вокруг сотрясалось, и Смелготу пришлось выложиться до предела, чтобы не сорваться. Его барабанные перепонки готовы были вот-вот лопнуть.
Одновременно с седьмым ударом старик закрыл глаза и начал скользить в пустоту.
Когда он разжал руки, в его ушах еще звучал звон седьмого удара колокола. Внизу послышались панические вопли, и толпа начала поспешно рассеиваться. Датан Смелгот испытывал счастье, легкость и свободу. Вполне понятно, что он даже нисколечко и не пролетел, а просто рухнул вниз как тяжелый мешок. Но ему ни капельки не было страшно.
Он все знал заранее.
В конце четвертой секунды падения старик ударился о панель.
Его кости обнажились.
Он потерял сознание.
Из ноздрей, ушей и глаз потекла кровь.
Датан лежал в очень странной позе, казалось, что она специально придумана для подобного случая. Его конечности, согнутые под неестественным углом, по большей части были переломаны.
Медленно, очень медленно, рассыпавшиеся в разные стороны зеваки начали подходить поближе, образуя вокруг тела плотный круг.
— Ух ты, — сказал кто-то, нарушив повисшую в воздухе мертвую тишину.
Смелгот открыл один глаз и попробовал улыбнуться.
Толпа застыла неподвижно. Зрители были напуганы, но в то же самое время и очарованы этим зрелищем.
— Он шевелится, — раздалось из толпы.
— Святые угодники, это же надо совершить такое!
— Да он герой!
— Не давайте смотреть детям.
Старик открыл второй глаз, оказавшийся окровавленным, и нашел в себе силы, чтобы приподняться на локте.
— Корова, — очень медленно, но ясно проговорил он. — Что же я не так сделал!
Снова воцарилась тишина. Мальчик в костюме поросенка вынул из кармана тетрадку, что-то поспешно туда записал и растворился в бурлящей толпе.