Через полминуты мы были в его комнатенке. Еще через полминуты он опрокинул грамм сто из моего флакона, а еще через пять секунд я воткнул ему в предплечье шприц-тюбик.
— Ты, борода, это… — Он отрубился на полуслове.
Я аккуратно пристроил его на диванчик, чтобы дедок не разбил голову, вышел на улицу и свистнул Ингу.
Та долго себя ждать не заставила. Видно, решившись на что-либо, сразу становилась энергичной.
— Спит?
— Как сурок. Долго эта штука действует?
— До утра продрыхнет. И помнить ничего не будет.
Мы вошли в дом, заперли за собой дверь, сели в лифт. Инга нажала кнопку четырнадцатого этажа.
— Может, все-таки вернешься в машину? — сказал я, когда лифт полетел наверх.
— Не вернусь, конь в малине, отстань! Куда иголка, туда и нитка…
Лифт остановился, и мы вышли.
Прекрасно, на площадке всего две квартиры. На дверях, к которым направилась Инга, табличка «Д-р С. Кунявский».
Я встал чуть в сторонке, а Инга нажала кнопку звонка.
За дверью послышалась переливчатая трель, протопали чьи-то ноги, щелкнул замок.
Гипнотизер оказался чуть старше меня, лет тридцати трех — тридцати пяти, брюнет с явно намечающейся лысиной, рост — около метра семидесяти. Узкие плечи и растущее брюшко говорили о его равнодушном отношении к собственному телу. Взгляд карих глаз выглядел странноватым, пока я не понял, что доктор Кунявский носит контактные линзы.
— Чему обязан, Инга Артемьевна? О-о, никак вы теперь носите парик! Зря, блондинкой вам лучше! А это кто с вами?
Я содрал с физиономии бороду.
У доктора отвалилась челюсть и забегали глаза. Впрочем, он сразу взял себя в руки.
— О-о! И господин… э-э… Арчи Гудвин здесь? Чем обязан такому визиту!
— Может быть, вы пригласите нас в дом, Борис Соломонович? — спросила Инга.
— Минутку, друзья! — Я подошел к хозяину и быстро ощупал карманы.
Оружия при нем не оказалось.
— Мой «стерлинг»в сейфе. Я никогда не ношу его с собой. Я ученый, а не солдат! Прошу вас в мою обитель!
Мы ввалились в прихожую. Я тут же обшарил взглядом стены. Телекамер на первый взгляд не было, но береженого бог бережет…
На противоположной стене висел календарь, изображающий каких-то индийских богов. За ним вполне можно было спрятать камеру.
И я повторил процедуру обшаривания — на этот раз с помощью искателя. Конечно, окажись за календарем телекамера, процесс проверки выдал бы гостей с головой, но мне в очередной раз повезло.
— У меня нет «жучков», — сказал Кунявский. — Это было одно из моих условий, прежде чем я согласился работать с органами. Я люблю дом с глухими стенами, а не аквариум, в который может сунуть нос кто угодно.
Возможно, он говорил правду. Но рисковать в любом случае не стоило.
— Действуй, — прошептал я Инге. И повернулся к доктору: — Никаких лишних движений и слов, иначе… — Я выдернул из кармана пистолет.
Инга тут же повисла у Кунявского на плече:
— Не ждал меня, Боренька! Не ждал, бука! А я — вот она! Дай, думаю, загляну, как тут мой лапушка!
Она потащила доктора в комнату. Парик теперь сидел так, что челка свисала на глаза, делая Ингино лицо незнакомым.
Ей-богу, эта девчонка знала многие приемчики изменения собственной внешности.
Я внимательно следил за движениями Кунявского. Его растерянность была сейчас как нельзя кстати. Будто бы к нему явилась давно забытая любовница, и он не знал, что с нею делать.
— Пошли погуляем, Боренька. — Инга на мгновение прижалась к «любовнику»и чмокнула его в уголок рта.
Поцелуй был столь натуральным, что во мне мгновенно проснулась ревность. В этой женщине умерла звезда театральной сцены. Или жила великая шлюха…
— Пойдем, Боренька, — приговаривала она. — Пойдем, лапушка. Ты совсем забыл свою Зайку. А я вот тебя не забыла. Дай, думаю, зайду…
— Мне надо переодеться. — Кунявский потеребил пижаму на выпуклом животике.
Его растерянность вышибла бы слезу у любительниц мелодраматических сериалов, но мы с Ингой сериалами не баловались.
— Ой! — обрадовалась Инга. — И я с тобой. Посмотрю, как ты надеваешь штанишки. Это так возбуждает. Но в постельку мы сразу не побежим. Сначала ужин и выпивка, а уж потом… Ты угостишь меня шампанским, лапушка?
И ни одного «коня в малине»! Ох, актриса! Ах, актриса! Ух, актриса!!!
— Угощу, так и быть, — нехотя согласился лапушка, и они скрылись в спальне.
Инга по-прежнему ворковала, околдовывая Бореньку женскими чарами. Мне даже стало его жаль, если он не голубой, давно уже в собачьей стойке стоять должен. Впрочем, какие тут собачьи стойки, когда у тебя в прихожей мужик с пистолетом!..
Через пару минут они появились из спальни.
— Красавчик! Я прямо таю! — Инга поправила платье на груди, хотя, на мой взгляд, поправлять там было совершенно нечего: Боренька прикоснулся бы к ней разве только под моим пистолетом.
Сам он был теперь как огурчик — синий костюм-тройка, голубая рубашка, галстук с алмазной булавкой…
Едва мы покинули квартиру и хозяин запер двери я ткнул его «етоичем»в бок:
— Никаких глупостей, Боренька. Мне, лапушка, терять нечего! Первая пуля — твоя!
Он мгновенно вспотел. А я удовлетворенно хмыкнул: доктор Кунявский спекся.
— Хорошо. — Боренька поднял на меня глаза, в которых горела ненависть. — Валенсия осталась на свободе.
У меня исчезли ноги. И руки тоже. Справа мелькнула выкрашенная в коричневый цвет стена, потом серый пол… Где-то рядом еще что-то мелькнуло, но рассмотреть я не мог: глаза стали чужими, они больше не слушались. И только уши мне не изменили.
— Металлический грохот, едва слышный звонок. Негромкая возня. Вскрик: «Ой, больно!»И шипящий Ингин голос:
— Еще рыпнешься, конь в малине, и мозги вон!
Сначала возникла боль возле виска. Потом вернулись глаза, и я смог скосить их в сторону.
Кунявский стоял, скрючившись и обнимая левой рукой правую. В трех шагах застыла Инга с дамской «виолеттой». И где только она ее прятала?.. Я бы, конечно, такого оружия не слишком испугался, но доктор Кунявский явно не был специалистом по огнестрелам.
Потом вернулись руки, и я сумел сесть. А потом наконец — и ноги.
Нам опять повезло. Кроме Кунявского, разумеется… Упав, я не раскроил себе голову. А в соседней квартире никого не оказалось — прежде чем Инга успела Бориса Соломоновича скрутить, он сумел-таки нажать кнопку звонка.
— Ты как, америкен бой?
