Голова Антона поднялась над перилами. Он окинул беглым взглядом палубу корабля и замер. Лесенка под ногами дернулась, будто хотела отъехать. У него закружилась голова. Он прикрыл глаза. Давно уже Горемыкал не появлялся перед ним так близко, так внезапно.
Человеческие тела валялись по всей палубе.
В грязных лохмотьях, исхудавшие, почерневшие. Мужчины, женщины, дети.
Рыбная вонь накрывала траулер, как гигантская медуза. Слабому ветерку было не по силам оторвать ее щупальца от поручней, от мачт, от ржавых тросов. Антон перелез через перила, подал руку поднявшемуся вслед за ним Рональду. Тот охнул при виде плавучего кладбища, застыл на минуту. Небесный рисовальщик безмятежно и увлеченно разбавлял розовое зеленым.
Одно из тел вдруг зашевелилось. Приподнялось на локтях, поползло к ним. Вьетнамец, камбоджиец, индус? Белый, черный, желтый? Мужчина, женщина, ребенок?
«Человеческая неповторимость кончается на уровне скелета, – подумал Антон. – Педро-Пабло был бы доволен. Строение костей – вот где мы все наконец-то равны».
Разрез век, цвет кожи и волос, форма губ – все стало неопределимым, неважным. Голод высасывал мелочи, оставлял одну затвердевшую, высохшую суть. Человеческое существо. Когда-то. Теперь остались одни глаза. Затянуты мутью.
– Лодочный народ, – прошептал Рональд. – Я читал… Они платят последние деньги. Капитан обещает доставить их в Америку, Австралию, Канаду… Потом ночью исчезает вместе со всей командой… Их носит по волнам… Говорят, они начинают есть друг друга… Сначала детей, потом стариков…
– Нужно немедленно радировать властям, – сказал Антон.
– Каким? Мы в нейтральных водах. Никто не хочет связываться с этими несчастными. Да посудите сами – куда их деть?
Человек, ползущий к ним, исчерпал запас сил, снова уткнулся лбом в облупленные доски. Рональд потрогал его резиновым пальцем, приподнял веко.
– Совсем как мертвый. Надо проверить остальных. Может быть, внутри, в каютах, есть живые? Они могли бы нам помочь.
– Давайте начнем с ребенка.
Осторожно перешагивая через тела, они пошли на звук плача. Одна из дверей на секунду приоткрылась и тут же захлопнулась. Ветром, качкой, рукой? Некоторые из лежавших приоткрывали глаза на звук шагов, начинали хрипеть, скрести палубу непомерно отросшими ногтями. Казалось, жизнь то отлетала от этих бесформенных куч, то возвращалась, как навозная муха, пытающаяся понять, есть ли тут чем поживиться, или все уже высосано дотла.
Они обогнули надстройку, перебрались через лебедки и тросы. На корме была расстелена старая сеть с дырами там и тут. Ребенок, придавленный телом матери, лежал посередине и кричал не переставая. При их приближении мать вдруг вскочила на четвереньки, оглянулась, оскалилась. Черные азиатские космы. Высохшая грудь. Но где-то внутри, видимо, еще таился запас горячей энергии, равный двум-трем рисовым зернышкам. Быстро-быстро перебирая коленями и ладонями, по-собачьи вскидывая зад, она понеслась прочь от них, исчезла за углом надстройки.
Антон и Рональд подошли к плачущему ребенку. Он лежал в собственных нечистотах. Абсолютно голый. Лицо пятимесячного старичка. Непомерная голова не хотела гибнуть вместе со всем телом, нечестно забирала себе последние соки. Нагибаясь к нему, Антон пытался рассмотреть, есть ли на тельце сыпь, обещанная медицинским справочником.
Взрыв оглушил их.
Вернее, так им показалось в первую секунду, что это был взрыв. Но тут же они поняли, что это просто взревел мотор. Где-то в глубинах траулера, похоже, еще шевелилась рука, способная дотянуться до пусковой кнопки, еще сохранилось несколько чашек бензина, способного вспыхнуть и сдвинуть с места заржавевшие поршни.
Углы расстеленной на палубе сети приподнялись, как кобры на звук дудочки. Рональд первым сообразил, что происходит, рванулся в сторону.
Но было поздно.
Сеть поднялась перед ним стеной, отбросила обратно на Антона. Натянувшиеся тросы стремительно вздымали края трала наверх, к стреле крана. Под рев мотора, под скрип лебедки, барахтаясь, путаясь, проваливаясь руками в дыры, оба посланца фирмы «Пиргорой» повисли, вознесенные над палубой. Где-то в ногах у них отчаянно пищала большеголовая человеческая приманка. Антона развернуло боком, прижало лицом к узлам сетевых ячеек. Перед его глазами медленно вращался вставший дыбом, розовеющий горизонт, мачты «Вавилонии», палуба траулера. И палуба эта больше не была безжизненной.
Она быстро заполнялась людьми.
Они выползали из двух открывшихся люков, выбегали из дверей надстройки. Они тоже были исхудалые и грязные, но все же не такие изможденные, как полутрупы, валявшиеся на палубе. Впрочем, и те тоже, казалось, оживали и включались в общую беготню.
В беготне этой была какая-то молчаливая, муравьиная слаженность, целеустремленность. Ею распоряжались несколько человек – повыше других, с соломенными китайскими конусами на головах. Они размахивали палками и кусками каната, то направляя, то подгоняя бегущих. Толпа распалась, пропуская носильщиков с тяжелыми рулонами сетей. Их раскатали, перебросили через борт, превратив в веревочные лестницы, стекавшие на палубу «Вавилонии». Орда ринулась на абордаж.
В беспомощном отчаянии Антон наблюдал, как поплыли над немытыми, всклокоченными головами, из рук в руки, исчезая в трюмах траулера, их сокровища, запасенные перед отплытием с таким старанием. Спальные мешки, электрические батареи, ящики с минеральной водой, канистры с топливом, барометр, примус, печенье в шоколаде, радиопередатчик, гарпун, спасательные круги, запасные тросы, ящики с калькуляторами и грампластинками (подарки перевернутым жителям), надувная лодка, вырванные с мясом хронометры, ручная лебедка, бутылки с джином и виски, резиновые сапоги, метла, баллоны со сжатым газом…
Боль в подвернутой ноге протянулась вверх, как лиана, переплелась с болью обиды, засевшей в горле. Да-да, горчайшая обида на этих неблагодарно голодающих, коварно воскресших, бездумно жадных, опасно обездоленных клокотала в нем. Последний раз что-то подобное он испытал, когда нашел в сумочке жены-4, – и это после всех их разговоров и даже споров о том, в какой цвет покрасить детскую спальню, какой страховкой обзавестись для будущего ребенка, где поселиться поближе к хорошим школам! – нашел те дьявольские пилюли, которыми они научились теперь травить неродившихся детей. Но эти-то, эти! Откуда они знали, как догадались, чем его – их – можно безотказно заманить в расстеленную сеть?
Лес потемневших, скелетных рук работал безостановочно. Над головами, над бортами, вверх по веревочным лестницам – и в трюмы, трюмы плыли огнетушители, ведра, ящики с кошачьей и собачьей едой, электрический кабель, весла, воздушный насос, магнитофон, рыболовные снасти, машинное масло, часы, коробки с медикаментами, чайник, макароны, цепь с замком, генератор, пила и топор, копченые окорока, сигнальные флаги, пистолет-ракетница, банки с компотом, фонари, ласты и маски, акваланг, книги и журналы, сушеные фрукты, зубная паста и мыло, мешки с мукой, подсолнечное масло, полотенца и подушки, свечи и одеяла…
