Я был незаметен. Я был осторожен… И все равно ближе к центру города я попал в засаду…
Когда я краем глаза уловил мимолетное движение в узком переулке, признаю, сердце мое едва не провалилось в пятки. И вполне обоснованно: любой вампир, любой оборотень и даже любой мертвяк из тех, что посвежее, незамеченными подобравшись ко мне столь близко, имели бы по-настоящему реальные шансы использовать мою персону в качестве позднего ужина или раннего завтрака — по желанию. А если уж он тем паче не один…
К счастью, я был не в старом городе. Встретить на здешних улицах мертвяка или вампира, несмотря на вызывавшую ярое недовольство городских властей расхлябанность охраняющих периметр армейцев, все же крайне маловероятно. И потому, скорее всего, там меня ждали обычные люди. Живые и дышащие.
Это действительно оказались люди. Трое. Молодые, подтянутые, небедно выглядящие и в дополнительном заработке вряд ли нуждавшиеся. Непонятно было, что толкнуло их на грабеж… А то, что это был именно грабеж, я не сомневался — поблескивающий в отраженном свете притаившегося за углом фонаря нож-бабочка в руке одного из ночных гуляк другого истолкования ситуации не оставлял.
Они разошлись, охватывая меня полукольцом. И тот, что был с ножом, вышел вперед, явно собираясь вякнуть что-то оскорбительное… Вот только он не издал не звука. Не решился.
Вороненый ствол пистолета, смотрящий между глаз, не способствует излишнему красноречию.
На пистолет я рассчитывал исключительно как на психологический фактор, ибо стрелять не собирался ни в коем разе. Не только потому, что в обойме у меня были исключительно серебряные пули, тратить которые на этих оболтусов было, по меньшей мере, глупо. Выстрел — это неизбежный шум, на который не замедлит явиться ночной патруль. А именно этого я хотел бы избежать всеми средствами.
Так что стрелять я бы все равно не стал.
Но они-то этого не знали…
А даже если бы и знали, у меня оставалось еще одно надежное и проверенное оружие, с помощью которого я мог быстро и тихо разделать эту троицу под орех, — завернутый в куртку и привязанный за спиной меч. В такой ситуации он был куда надежнее и эффективнее пистолета. Но доставать его я пока не спешил.
Меч — исключительная привилегия чистильщиков. Их, можно сказать, кастовое оружие. Увидь эти трое меч в моих руках — могли бы и догадаться. И науськать на меня патруль, который в обмен на шанс поймать преступника номер один наверняка великодушно простил бы этой троице мелкие шалости в виде ночных грабежей.
Впрочем, то, что я меч не достал, еще не означает, что они не догадались, кто перед ними стоит…
Держа на мушке неподвижно застывшего главаря этой маленькой банды, я не знал, что делать.
Я мог отпустить их. Мог… Но это было рискованно.
Я мог убить их. Это я тоже мог. Вытащить меч, и тихо, без лишнего шума в течение трех-четырех секунд порубить их на фарш… Но и этот вариант мне не нравился.
Если я так сделаю, завтра поутру в этом переулке найдут три изрубленных трупа. Причем характер оставшихся на них ран будет неизменно указывать на холодное колюще-режущее орудие с длинным лезвием. А мечи есть только у чистильщиков.
Можно строить предположения, как поступят в этой ситуации армия и церковь и что скажет само Управление, но провоцировать власти на еще одну массовую облаву (которая, может быть, прижмет меня, а может, и нет) я не хотел. И оставлять столь заметные следы не хотелось тоже.
Отделаться от этой так не вовремя подвернувшейся под руку троицы можно было и вообще без помощи оружия. Я, конечно, не был специалистом по смертоубойному рукоприкладству. Но эти-то трое выглядели еще более не специалистами. Так что шансы были…
Но я не хотел делать и этого. Я не хотел воевать с людьми. Я не умел воевать с людьми… То есть, конечно, убить человека даже проще, чем того же мертвяка. Но… Но они были ЛЮДЬМИ.
Люди не должны воевать с людьми. Это единственное правило, которое человечество вынесло из горнила хаоса, опутавшего весь мир после Дня Гнева.
Вот уже почти тридцать лет на земле не было ни одной войны. Ни одной. Убийства были, казни, расстрелы, в том числе и массовые. Но войн не было.
Я не мог нарушить это правило.
Конечно, можно было рассматривать смерть этих парней и как обычное убийство. И, черт побери, большая часть человечества рассматривала бы ее именно так. Но для меня это была война, та самая война, которую я безмолвно объявил, нечисти, приняв после окончания учебки врученный мне на торжественном построении меч. И сейчас, несмотря на то, что весь город считал меня самое меньшее предавшимся тьме еретиком, я все еще был на войне.
Они мешали мне, но они не были врагами. Я не мог убить их. И потому просто стоял, направив пистолет в лицо незадачливому грабителю, и думал: как же мне не повезло…
Парень, которому я сунул под нос пистолет, зашевелился. Выпустил из рук нож — мы все четверо вздрогнули, когда мертвую тишину переулка разорвал показавшийся оглушительным звон. И парень медленно-медленно попятился назад, демонстрируя мне пустые ладони. Его основательно побледневшие дружки поступили точно так же.
Три человеческие фигуры отступили во тьму, моментально превратившись в едва заметные тени, которые в свою очередь беззвучно истаяли во мраке.
Я негромко хмыкнул, проводив их взглядом, убрал пистолет и, носком ботинка скинув трофейный нож в ближайшую канаву, крадучись продолжил свой путь.
Идти было уже недалеко. Я пробежал переулочек, съежившись, торопливо пересек освещенную многочисленными огнями улицу, прошел через дворы. И наконец-то увидел цель своего ночного путешествия подмигивающий мне светящимися пятнами окон старый кирпичный дом.
Окно на втором этаже, сразу же притянувшее мой взгляд, тускло светилось желтоватым светом прикрытого пыльным абажуром ночника.
* * *
Второй этаж — это практически рукой подать от земли. Подпрыгнуть, оттолкнуться и подтянуться. Никаких проблем. Я мог забраться на второй этаж. Легко. Я мог ввалиться через окно. Или влезть на балкон, благо он был не застеклен и, кажется, открыт. Я мог пролезть даже в форточку, хотя это и было бы непросто.
Но я избрал другой путь. Более простой… или более сложный. Это как посмотреть.
Я позвонил в дверь.
Довольно долго никто не открывал, но я не уходил. Не для того я прошел через половину города, чтобы уйти несолоно хлебавши. Тем более что хозяин был дома — я слышал его шаги.
Ну что, посмотрим, кто кого переупрямит? Мне торопиться некуда — одной ладонью придавил кнопку звонка, другой закрыл обязательный дверной глазок, и можно стоять хоть всю ночь.
Хозяин квартиры сдался минут через пять. Шлепая тапочками (я почти видел их — не по размеру большие, аляповатые, с дурацкими помпончиками), он подошел к двери и долго возился, очевидно, пытаясь рассмотреть незваного посетителя. Я же только улыбался, упорно продолжая терзать пластмассовую кнопку.
