И вот теперь она здесь, в его объятиях.
Другого шанса у него никогда не будет.
Он поцеловал ее крепче, и нежность уступила место страсти. Окружающий мир исчез, остались только они.
Он быстро расстегнул у нее на спине застежки, к которым поклялся не прикасаться: сначала пуговки платья, потом распустил шнуровку корсета. Затем спустил вниз все — лиф, корсет, сорочку, — обнажив ее до бедер, и замер.
Он мысленно представлял форму ее грудей, но и вообразить не мог, насколько они совершенны — твердые, бархатистые, с нежными розовыми сосками. Он не ожидал увидеть безупречную округлость живота и соблазнительное углубление пупка. В ней было все, о чем он мог только мечтать.
— Мирабель, — тихо произнес он. Великолепная. Чудесная. Он, едва прикасаясь, провел пальцами по ее груди.
Нежные соски от его прикосновения затвердели и потемнели.
— Ох, — выдохнула она. И тихонько застонала.
Его руки скользнули по шелковистому изгибу живота. Она шевельнулась, словно побуждая его продолжать, и его прикосновения стали более властным. Он погладил каждый изгиб ее бархатного тела, и она раскрылась навстречу ему, не испытывая ни страха, ни стыда. Только желание.
— Мирабель? — прошептал он, оторвавшись от ее губ.
— Да, да, да, — прошептала она. «Да, да, да».
Он спустил с ее бедер платье, сорочку и корсет, сбросил с себя остатки одежды.
Забыв обо всем на свете, они неистово ласкали друг друга. Поцелуи становились все жарче. На мгновение Алистер подумал, что совершает нечто ужасное, противоречащее его понятиям о чести, но она прильнула к нему, и он скорее умер бы, чем согласился ее отпустить.
Она была такая теплая, мягкая, такая пылкая.
Алистер понял, что она девственница, по ее реакции на его возбуждение.
«Остановись», — сказал он себе.
Но она не отпрянула от него. Не испугалась, хотя восставшее мужское естество пульсировало, упираясь ей в живот.
Она застонала и прижалась бедрами к его бедрам.
Волна страсти захватила Алистера. Все мысли вылетели из головы.
— Я хочу тебя, — прошептал он. — Безумно.
— Я тоже тебя хочу, — выдохнула она. — Да, прошу тебя. Он скользнул пальцами в ее лоно и стал ласкать мягкие, как пух, кудряшки.
Его ласки становились настойчивее, и она крепко вцепилась в его предплечья.
— О да. Да. Боже мой, я… — Она не договорила и содрогнулась, достигнув вершины блаженства.
Запустив пальцы в его волосы, она запечатлела на его губах поцелуй, пылкий и сладостный, как сам плотский грех. Ему безумно хотелось войти в нее.
Он закинул ее ногу себе на бедро и, запустив чуть глубже дрожащие от желания пальцы, принялся поглаживать ее лоно, чтобы возбудить ее еще сильнее.
Ее рука скользнула ниже живота, и он застонал, не отрываясь от ее губ.
Она обхватила рукой его естество, и это прикосновение поразило его как удар молнии. Не выдержав, он излил семя ей на живот.
Волна счастья захлестнула Мирабель, она все еще дрожала от наслаждения.
Он прижал ее к себе, так что ее ягодицы разместились в его паху. Она уютно устроилась, подумав, что здесь ее место. Он был большой, теплый и удивительно надежный. Она погладила мускулистое бедро, прижатое к ее бедру, почувствовала, как он вздрогнул, и поняла, что прикоснулась к раненому бедру, потому ощутила приподнятую, неровную поверхность шрама.
— Извини, — прошептала она. — Тебе больно?
Он издал какой-то странный звук — не то смешок, не то стон.
— Нет, милая, не больно. Это страдание совсем иного рода. — Он прижался губами к ее шее, и она вздрогнула. — Вроде этого, — бросил он.
Удовольствие. Они доставляют друг другу удовольствие. Кажется, будто они были всегда единым целым, но что-то их разлучило на время.
У нее не хватало слов, чтобы выразить нахлынувшие на нее чувства. Это было настоящее волшебство. Но знай она, как подействует на него ее бесстыдное прикосновение, не стала бы этого делать. Лучше бы он вошел в нее.
Впрочем, нет. Это было чревато последствиями.
К горлу подступил комок.
— Это и есть деспотичная нога, — сказала она, — которая всегда требует внимания? Позволь мне взглянуть на нее.
— Картина не из приятных, — заметил он. — Но ты видишь красоту даже в черных вересковых пустошах, которые другим кажутся безобразными и унылыми. К тому же ты деревенская жительница и, несомненно, видела, как рожают коровы, овцы и свиньи. Так что никаким зрелищем тебя не испугаешь.
— Женщины в отличие от мужчин не изнеженные создания, — проговорила она.
— Изнеженные? — рассмеялся он.
Она поцеловала его и осмотрела поврежденную ногу.
Повреждение было более обширным, чем она предполагала. Не один, а целое сплетение шрамов располагалось на участке от бедра и почти до колена.
— Видимо, рана была ужасная, — сказала она. — Точнее, раны. Удивительно, что тебе удалось сохранить ногу и остаться в живых.
Она почувствовала, как он напрягся.
— Сменить тему? — спросила она. Он ответил не сразу.
— Хирурги настаивали на ампутации, но я категорически отказался. — Он долго молчал. — По-моему, я тогда тронулся Умом. Но Горди тоже был против ампутации.
— Ты, должно быть, потерял много крови, — сказала она, — и это повлияло на мозг.
Он зарылся лицом в ее волосы.
— При такой большой потере крови рискованно производить ампутацию, — продолжала она. — Я об этом не подумала. Наверное, хирурги не знали, что еще можно предпринять. Случись такое, я бы тоже растерялась. Не знаю, как тебе удалось отыскать турецкого знахаря, но он — или она? — кажется, спас твою жизнь. Тебе повезло: у тебя такой друг, как лорд Гордмор.
Этим волшебным эпизодом в своей жизни она обязана своему врагу. Благодаря ему она слетала на звезды. Ведь лорд Гордмор, который намеревается разрушить ее мир, спас жизнь Алистеру.
Не надо думать об этом.
Она погладила шелковистые волосы на его груди.
— А здесь гораздо больше золота, — шептала она.
— Чего здесь больше?
— В волосах на груди больше золота, чем на голове. — Она посмотрела на него. — Я замечаю все до мельчайших деталей, — добавила она.
Она старалась запомнить его, чтобы потом…
Об этом она тоже запретила себе думать. Она хотела сосредоточить все внимание на данном моменте.
Сейчас ей было тепло, она была удовлетворена и чувствовала себя в безопасности. И все еще составляла с ним единое целое. Но скоро…
