— А в другое время, сам по себе не рисовал?
— Нет.
— Но ведь обычно малыши рисуют на картинках своих мам, разве не так?
— Н-ну, в общем… — вдруг как-то неопределённо ответила воспитательница, вероятно испугавшись, что её слова могут подтолкнуть инспектора к каким-то выводам.
— Как вы восприняли известие о том, что мальчик покончил с собой? — спросил Тасака, чтобы переменить тему.
Воспитательница явно вздохнула с облегчением.
— Очень удивилась.
— И только? А вам это не показалось странным? Вы не задумывались над тем, насколько в принципе шестилетний малыш способен покончить с собой?
При таком напоре воспитательница снова замкнулась и ничего не ответила. Тогда Тасака обратился к пожилому заведующему:
— А вы что думаете об этом? Вы когда-нибудь читали или слышали такое, чтобы шестилетний ребёнок покончил с собой?
— В нашей стране рекордно юный возраст для самоубийцы — семь лет, это точно, — в деловой, но доверительной манере сообщил сухопарый заведующий.
— Значит, всё-таки не шесть?
— Нет, но…
— Что но?
— С малышами очень трудно судить, самоубийство это или нет. Они же, в отличие от взрослых, обычно не оставляют предсмертных записок. К тому же за рубежом есть зарегистрированные самоубийства и в шесть лет.
— И тем не менее для Японии официальный рекорд — семь лет, — с нажимом констатировал Тасака.
Он словно перепроверял себя. При таком расчёте, если официально зафиксированный рекорд раннего самоубийства — семь лет, это, вероятно, могло служить свидетельством того, что самоубийство шестилетнего ребёнка — явление неестественное.
Тасака покинул детский сад с сознанием, что получены ценные сведения. Так, по крошкам, пожалуй, удастся и собрать улики, то есть доказательства, что совершено убийство, — говорил он себе, шагая по раскисшему снегу.
Однако вечером, вернувшись в холостяцкую квартиру, где никто его не ждал, Тасака, несмотря на удовлетворение от проделанной работы, почувствовал, как навалилась на сердце тяжкая усталость. Причины он и сам не понимал. Поднимаясь к себе по тёмной бетонной лестнице, он вдруг на мгновение ощутил, что все его усилия вывести на чистую воду Кёко Игараси — суета сует. Тасака даже слегка мотнул головой, чтобы отвести эту мысль. Возможно, тщета его стремлений в погоне за ушедшей женой проецировалась на нынешние его усилия загнать в угол Кёко Игараси…
— Надо держаться! — сказал себе Тасака с вымученной усмешкой. Он уже вытащил из кармана ключ, как вдруг с удивлением заметил, что в квартире зажжён свет.
Дверь тоже оказалась не заперта. Хорошенькое дело: к инспектору полиции в квартиру вломились воры! Мобилизовавшись, Тасака резко распахнул дверь — и замер на пороге. Посреди комнаты в шесть татами сидела бросившая его два года назад жена Мисако. Она смотрела на него, улыбаясь сквозь слёзы.
— Здравствуй, — сказала она сдавленным голосом.
Тасака, не оборачиваясь, закрыл за собой дверь.
В его груди вскипела волна ярости. Хотелось изо всех сил ударить эту женщину, но он сдержался и только смерил её ледяным взглядом. Не ударил он её не из жалости, но лишь потому, что боялся, как бы она не приняла это за прощение.
— Зачем ты пришла? — спросил он не меняя позы, подавив обуревавшие его эмоции.
Мисако не пожалела косметики, но из-под неё проглядывало осунувшееся усталое лицо.
— Я хотела перед тобой извиниться… — сказала Мисако. — Прости меня.
— Ты, наверное, ошиблась адресом. А как же твой Сайто, этот захудалый телевизионщик?
— Не говори мне о нём!
— Что, бросил тебя?
На большие глаза Мисако навернулись слёзы. Тасака, можно сказать, и женился на ней ради этих красивых глаз. Почувствовав, что не может и теперь оставаться равнодушным, он закусил губу.
— Небось радуешься теперь, что я в таком виде, — заметила Мисако.
— А что, нельзя? — буркнул он.
— Да нет, все считают, что я сама во всём виновата, — горько сказала Мисако, обводя взглядом комнату. — А где же Мика? Я хочу её увидеть наконец.
— Её нет.
— Как это нет?
— Она умерла.
— Умерла?
— Да, умерла, — резко бросил Тасака, чувствуя, что его душит новая волна гнева. — Мика умерла в тот день, когда ты убежала из дома. Когда я вернулся вечером, она лежала мёртвой в канаве неподалёку. Пошла за тобой и упала в канаву. Ей ведь было всего два годика — выбраться не смогла. Когда я её оттуда доставал, она лежала сжавшись в комочек… Это ты её убила.
Мисако некоторое время остекленевшим взором смотрела в пространство и наконец разразилась рыданиями. Тасака посмотрел, как мелко вздрагивает её спина, повернулся и вышел из квартиры. Он снова оказался на вечерней улице города.
Он шёл не разбирая дороги. Когда, так и не справившись до конца с нахлынувшими чувствами, Тасака вернулся домой, брюки его были по колено забрызганы грязью. В квартире всё ещё горел свет, но Мисако там уже не было.
7
Оно поразился тому, как скверно выглядит Тасака. Глаза у него были красные — видно, всю ночь не спал.
— Ну и видок у тебя! — озабоченно заметил он. — Что, расследование не ладится?
— Да нет, всё нормально. Дня через два-три смогу предъявить доказательства того, что это было убийство, — угрюмо ответил Тасака.
Однако вся его уныло ссутулившаяся фигура, как казалось Оно, не демонстрировала такой уверенности.
— Ты только не перегибай там, — сказал Оно.
Тасака, ничего не ответив, стремительно вышел из кабинета.
Оно не на шутку встревожился. Поведение Тасаки в расследовании этого дела с самого начала было достаточно странным. Сегодня же эта странность ощущалась ещё более отчётливо. Что же случилось минувшей ночью?
«Как бы он чего не натворил!» — подумал Оно. Опасность чудилась ему в том, что в расследовании Тасака явно руководствовался не только соображениями высшей справедливости. Если он и впрямь перегнёт палку, это может дорого ему стоить.
«Может, пойти сейчас за Тасакой и отвести его потихоньку от греха?» — раздумывал Оно. Когда он уже поднялся с кресла, зазвонил телефон. Оно взял трубку.
На том конце провода раздался суховатый женский голос:
— С вами говорят из больницы К. Будьте добры, инспектора Тасаку.
— Из больницы? — механически переспросил Оно. — Господина Тасаки сейчас нет на месте, а в чём дело?
— Передайте ему срочно, когда вернётся. Его жена пыталась покончить с собой и сейчас доставлена в больницу.
