Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
– И что с того? Что ты всем этим хочешь сказать? – спросил я, чувствуя, как внутри меня начинает закручиваться подлая пружина волнения. Почему-то мне этот разговор не нравился. Только мы добились всеобщего равноправия, всеобщего благоденствия… и сразу начинать отделять одни половые группы от других? Нет, это было неправильно. Более того, преступно.
– Я хочу сказать только одно… Мы в опасности. – Саня пододвинулся ко мне еще ближе. – Ты пойми, рано или поздно на этот парадокс… ну, что нас как бы мало… но и как бы много… рано или поздно на него обратят внимание. Те, остальные. И им он не понравится. И они начнут действовать.
Я ничего не понял.
– Как действовать?
– Ты что, малограмотный? – искренне удивился Саня. – Истории не знаешь? Не знаешь, как действуют? Да как угодно. Способов много известно, любых, вплоть до физического уничтожения.
Наконец я не выдержал и вскипел:
– Саня, ты совсем головой поехал! Почему надо нас уничтожать? Кому мы мешаем? Мы же только помогаем. Что за бредовые мысли?! Да и люди изменились: после того, как каждый нашел себя, идентифицировался, никого ни на какие зверства не тянет.
– Пока не тянет. Но подожди, как только эта многопольная вакханалия закончится, когда не только мне, но и многим другим станет скучно, тогда и начнется. Перекос ведь реально существует?
– Ну, существует, – нехотя согласился я.
– Вот его и захотят исправить. А что значит исправить? Либо надо будет мужиков отстранить, либо устранить. Другого выхода нет. Но, видишь ли, – Рейн выдержал паузу, – нам, мужикам, во всяком случае, некоторым из нас, такая перспектива не подходит. Не знаю, как тебе, конечно…
Но я его перебил:
– Подожди… Но это же только предположения, домыслы. А что, если ты не прав? Если у тебя паранойя и больная фантазия? Больное воображение?
Он снова усмехнулся:
– Знаешь, в чем сходство между политиком и режиссером? – Я пожал плечами. – И тот и другой даром предвидения должен обладать. – Он похлопал меня по руке. – А если я прав? Когда мы разберемся в моей правоте, уже поздно будет. История многому учит.
– И что делать? – растерянно спросил я.
– Ты сначала реши, с нами ты или с ними. А потом поговорим.
– С вами? С ними? – в ужасе воскликнул я. – Кто такие «вами»? Кто такие «вы»? Неужели уже есть «вы»?
– Ты подумай, подумай. Если надумаешь, нам еще не раз говорить на эту тему придется. Слышишь, не раз.
Всю дорогу до дома я действительно думал над словами Рейна.
А потом вспомнил: почему в параллельном мире было мало мужиков? Их можно было по пальцам пересчитать. Что же с ними произошло, отчего они иссякли в количестве? Ведь очевидно, что когда-то они составляли полноценные 1/16 всего населения. А осталась мизерная доля одного процента. Почему они повымирали, как динозавры? Динозавры-то, как мы знаем, от ледникового периода. А мужики от чего? Или им еще один ледниковый период кто-то устроил? – Я снова задумался: – Неужели Саня прав? Получается, что и в параллельном мире в какой-то момент его истории произошли события, резко сократившие количество мужиков? Вполне вероятно, что трагические события…»
Мысль поразила меня. Я начал забывать параллельный мир – не потому что времени прошло много с тех пор, как я его покинул. Просто мне удалось воссоздать его здесь, в мире сегодняшнем, и оттого как бы подменить его в сознании. Зачем мне тот далекий, параллельный мир, когда точно такой же существует здесь, рядом, под рукой? Вот и получилось, что вчерашний, почти уже нереальный мир стал для меня скорее фантазией, сном, моей собственной очередной выдумкой.
Придя домой, я завалился на диван и лежал с закрытыми глазами, стараясь ни на что не отвлекаться, – раньше, вот так лежа, я думал над сюжетами своих книг, мне всегда требовалась тишина, уют дома и полная концентрация. Впрочем, сейчас я размышлял не над выдуманным сюжетом, а над вполне реальным: «Почему в параллельном мире было мало мужиков?» Я лежал и не мог найти ответа, ведь, находясь в нем, я, увы, никогда не интересовался его историей.
Аркадия вернулась поздно вечером, почти ночью, за окном, да и в комнате было темно – свет я так и не включил. Она подсела ко мне на диван, положила свою гибкую, прохладную руку мне на лоб.
– Все в порядке? Ты не простудился? – спросила она. Я покачал головой.
– А в чем тогда дело? – В голосе ее прозвучала забота.
– Скажи, – начал я медленно, – ты никогда не задумывалась над тем, что, разделяя людей на различные половые категории, мы создаем дополнительные бреши? Опасные бреши, которые впоследствии могут привести к катастрофе.
Она оторвала руку ото лба, прохлада исчезла.
– Какие бреши?
– Мы людей разделяем, – сформулировал я по-другому. – По новому признаку. Получается, что мы объединили национальности, расы, даже классовую напряженность сгладили. Но одновременно с этим создали новое разделение. Половое. Когда существовали только мужчины и женщины, всего два пола, то они притерлись друг к другу. В основном от взаимозависимости, как раз оттого, что выбора не было. Хочешь, не хочешь, а сосуществовать приходилось. Хотя тоже не без трений. Вспомни хотя бы Синюю Бороду или Кармен. Не говоря уже про Фаню Каплан и всех последующих феминисток.
Я помолчал, подумал.
– Сейчас по-другому. Сейчас выбора хоть отбавляй. А в результате может произойти катастрофа. Не сегодня, конечно, сегодня люди еще отвлечены, тешатся разнообразием. Но когда они угомонятся, успокоятся, то тогда… Могут начаться межполовые трения, даже межполовые междоусобицы. Года два-три – и мы запросто сможем в эту перепалку угодить.
Аркадия молчала. В темноте ее почти не было видно, лишь слегка очерченный силуэт. Почти что тень.
– Меньше, чем два, – наконец-то раздался ее голос, сейчас, в темной комнате он звучал глуховато. Я не сразу сообразил, о чем это она, переспросил. – Меньше, чем два года, – повторила плеврита и снова замолчала. Я тоже молчал, я ждал от нее пояснений, и она, наконец, заговорила.
– Я не хотела тебе рассказывать, не могла, я слово дала… Но ты ведь не чужой мне… – Она сбилась, потом снова продолжила: – Ты знаешь, у меня много друзей, подруг. В основном плевриты, так само как-то получилось. Из мира искусства, конечно, в основном из театров, многие, кроме того, в балете. Сам понимаешь, гибкость тела у нас особенная, руки, ноги, все остальное… – Я кивнул, я понимал. – Так вот, они мне рассказывают, что угнетают их всюду, эксплуатируют и вообще наживаются на них. И что везде одна несправедливость, которая требует действия. Решительного действия.
– Я ничего не понял, – признался я, хотя сердце у меня замерло. Я уже заранее знал, что этот разговор ничего хорошего не предвещает.
– Ты и вправду не понимаешь или притворяешься? – В ее голосе прозвучало раздражение. Первый раз за все время, что мы были вместе. Никогда прежде.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
