Перезарядив винтовку, Шарп отдал ее и пистолет лорду Памфри.
— Займите их, милорд,— сказал он и, шагнув к Харперу, потянул за веревку вместе с ним. Но даже общими усилиями им не удалось выиграть ни дюйма. Коренной конец был привязан к столбу, а столб стоял как вкопанный. Узел соскользнул к поперечине и дальше не шел. Угол был слишком острый, а сдвинуть столб не получалось.
Лорд Памфри выстрелил из одного, потом из другого дуэльного пистолета, и внизу кто-то вскрикнул.
— Отлично, милорд,— похвалил Шарп. Осторожничать дальше не имело смысла.— Дергай! — крикнул он Харперу. Последовавшая серия рывков расшатала неуступчивый столб, и тут испанцы, должно быть, поняли, что происходит. Кто-то метнулся к лесам. Лорд Памфри разрядил пистолет, но пуля ударила в пол и срикошетила в неф. Испанец полез к веревке с ножом в руке.— Тяни! — крикнул Шарп, и они потянули. Столб накренился. Леса были старые, простояли почти двадцать лет, и крепления ослабли. Сложенные на платформах блоки сдвинулись и остановиться уже не могли — Тяни! — снова крикнул Шарп. Дальний столб отделился от подмостей. Посыпались камни. Человек с ножом спрыгнул, и в следующее мгновение целый пролет лесов обвалился с жутким грохотом, подняв тучу пыли.
— Пора! — сказал Шарп.
Вокруг трещало и грохотало. Столбы, доски и камни падали, сталкивались, ломались. Почти сто футов подмостей каскадом рухнули на перекресток, где выросла груда мусора. Но еще важнее была пыль, взметнувшаяся густым, тяжелым серым облаком, поглотившим мерцание свечей в часовнях. Шарп толкнул лорда Памфри к лестнице. Харпер, уже взлетевший наверх, выбивал прикладом семистволки окно.
— Возьми плащ! — крикнул Шарп. Снизу доносились крики.
Харпер бросил плащ на битые стекла и, схватив Памфри, бесцеремонно потащил его за собой.
— Идемте, сэр! — Сержант протянул руку Шарпу. Капитан прыгнул, и в следующий момент доски ушли у него из-под ног. Второй пролет лесов обрушился вслед за первым, добавив пыли и грохота.
Трое британцев стояли в окне. Внизу клубилась пыль. Свечи погасли, и собор погрузился в полную темноту.
— Здесь высоко, сэр,— предупредил Харпер. Шарп прыгнул и на мгновение как будто застыл над пропастью, а потом вдруг шлепнулся на плоскую крышу. Памфри, упав рядом, зашипел от боли. За ним последовал Харпер.
— Боже, спаси Ирландию,— выдохнул он, качая головой.— Ну и ну!
— Деньги не забыл?
— Они у меня,— подал голос Памфри.
— А мне понравилось,— сказал Шарп. Голова раскалывалась, по руке текла кровь, но с этим он сейчас ничего не мог поделать.
Ветер бил в лицо. Где-то неподалеку гремели, налетая с разбегу на берег, волны. Подойдя ближе к краю крыши, он увидел за набережной белые венчики бурунов. Снова начался дождь, или, может быть, ветер приносил с моря брызги.
— Кажется, я сломал лодыжку,— сообщил Памфри.
— Конечно нет.— Шарп не знал, сломал он лодыжку или нет, но если им сейчас чего-то и не хватало, так это раскисшего лорда.— Немного пройдетесь, и станет легче.
Брезент, словно громадный парус, бился о незавершенный купол. Единственный горевший во дворе фонарь позволил рассмотреть подмости. На улице появились и другие фонари. Кто-то, наверное, услышал выстрелы в соборе и шел к восточному фасаду, где было трое дверей. За северной стороной не наблюдал никто, и именно там Шарп нашел лестницы, по которым все трое и спустились. Золото нес Харпер. Вспышки молний помогали ориентироваться.
Лорд Памфри едва не расцеловал булыжники мостовой, когда они наконец оказались внизу.
— Слава богу,— сказал он.— Думаю, это всего лишь растяжение.
— Я же вам говорил, никакого перелома нет,— усмехнулся Шарп.— В конце пришлось немного побегать, но в общем все прошло хорошо.
— Это же собор! — простонал Харпер.
— Господь тебя простит. Тех мерзавцев, может, и не простит, а тебя простит. Он же любит ирландцев? Ты мне об этом все уши прожужжал.
До посольства было рукой подать. На стук вышел сонный привратник.
— Посол ждет? — спросил Шарп у Памфри.
— Конечно.
— Тогда передайте ему деньги его величества за недостачей шести гиней.— Шарп открыл сумку, в которой лежали пухленькие, туго набитые кожаные мешочки. Развязав один, он отсчитал шесть гиней и вернул остальное Памфри.
— На что вам шесть гиней? — поинтересовался лорд.
— Возможно, мне придется кое-кому заплатить,— ответил Шарп.
— Полагаю, его превосходительство захочет повидать вас утром,— уныло сказал Памфри.
— Вы знаете, где меня найти.— Шарп зашагал к конюшне, но под аркой остановился и оглянулся. Как он и ожидал, лорд Памфри направился вовсе не к зданию, где размещалось непосредственно посольство и жил Генри Уэлсли, а к себе домой. Проводив его взглядом, Шарп сплюнул.— Они, наверное, держат меня за дурака.
— Неужели, сэр?
— Точно. Ты устал, Пэт?
— Дали б волю, завалился бы на месяц, сэр.
— Придется потерпеть, Пэт. Сейчас не время.
— Не время, сэр?
— Скажи-ка мне, когда лучше всего ударить врага?
— Когда он лежит?
— Верно, когда лежит,— согласился Шарп. Его ждала работа.
Каждый из стрелков получил по гинее. Все они спали, когда Шарп и Харпер вернулись в конюшню, но проснулись, стоило только капитану зажечь фонарь.
— Пьяные есть? — спросил он.
Все посмотрели на него обиженно, однако никто не произнес и слова.
— Я должен знать!
— Я немного выпил,— сказал Слэттери.
— Ты пьян?
— Нет, сэр.
— Харрис?
— Нет, сэр. Пропустил красного вина, но совсем немного.
Перкинс с удивлением рассматривал гинею. Наверное, держать в руках такие деньги ему еще не доводилось.
— А что значат эти буковки? — Он прочитал надпись на монете, спотыкаясь при встрече с полузабытыми знаками.
— Откуда мне знать? — пожал плечами Шарп.
— Милостию Божьей король Великобритании, Франции и Ирландии,— объяснил Харрис.— Защитник веры и так далее. А ты что думал?
— Ни черта себе,— покачал головой Перкинс, на которого перечень титулов произвел сильнейшее впечатление.— И о ком же это все?
— О короле Георге, болван.
— Уберите деньги,— сказал Шарп. Он вряд ли смог бы объяснить, зачем раздал им по монете, но уж если с деньгами обращаются так вольно, то сам бог велел его парням погреть немного руки на темных махинациях людей куда более высокопоставленных.— Вам всем могут понадобиться шинели.
— Господи, мы что, идем куда-то? — поинтересовался Харрис.— В такую-то непогодь?
