По туннелю пробирались на четвереньках – впереди Шереметьев, в метре за ним – Сергей Сергеевич. Желтые пятна фонарей освещали все те же просмоленные брусья, покрытые плесенью и грязью. Пока туннель шел наверх, продвигаться по ним было очень сложно, так как руки и колени скользили по влажной поверхности.
Дальше передвигаться стало легче. Инстинктивно уворачиваясь от каких-то лохмотьев, свисавших с потолка, они ползли вперед со скоростью черепах. Туннель сделал неожиданный поворот направо. Затем еще один. Стало ясно, что он ведет не к усыпальницам. Они прошли уже значительно больше трехсот метров, но конца пути видно не было.
– Секунду! – буркнул сзади Сергей Сергеевич.
Матвей остановился. Тонкие силиконовые лини, которые были пристегнуты к их поясам, резко натянулись.
– Что такое? – рявкнул в рацию Компетентный человек.
Выяснилось, что лини, длиной 450 метров, закончились. Пока привязывали новые катушки, они оставались на месте.
– Как-то все здесь… эфемерно, – глухо произнес Сергей Сергеевич.
Фонари освещали темноту впереди всего на несколько шагов. Воздух был тяжелым, спертым. Низкий потолок нависал над самой головой, а стены, до которых можно было дотронуться локтями, казалось, в любой момент готовы были двинуться навстречу друг другу, чтобы раздавить пришельцев.
Матвей ощутил резкий приступ клаустрофобии. Сердце бешено заколотилось, на лбу выступила холодная испарина. Паника, словно живое существо, хотела выпрыгнуть из груди. Чтобы сделать хоть что-то Матвей схватил респиратор и прижал его ко рту.
Несколько глотков кислорода. Только несколько глотков. Словно выныриваешь из глубокого омута и вдыхаешь саму жизнь. В голове стало яснее, и паника утихла.
– Идем, – раздалось сзади.
Шереметьев с сожалением выпустил респиратор и пополз дальше. Через десяток метров был еще один поворот. И снова направо. Туннель вел их по кругу. Такое впечатление, что копали его наобум, пока не нашли… если вообще что-то нашли.
– Когда кончится новая катушка, останавливаемся, – прохрипел сзади Сергей Сергеевич. – Останавливаемся и возвращаемся назад. В следующий раз пойдем со спелеологами.
Матвей промолчал, но внутренне был согласен со своим спутником. Клаустрофобия ползла рядом с ним, он с мучительным усилием отгонял ее, но понимал, что в любой момент паника снова может захлестнуть его.
Неожиданно туннель закончился. Просто взял и закончился. Фонари выхватили из темноты несколько покосившихся, подломленных из-за тяжести многих метров земли бревен. Между ними выпирала лоснящаяся от влаги глина.
– Осторожно, – прошептал Матвей. – Здесь все держится на честном слове.
– Вижу, – также шепотом ответил Сергей Сергеевич. – Кроме глины ничего?
– Похоже, ничего, – ответил Матвей.
– Ну что же. Новогодняя экскурсия окончена.
– Постойте!
Шереметьев вытащил нож и стал осторожно разгребать грязь под собой. Ему показалось, что вместо деревянных брусьев пол здесь состоит из какой-то другой субстанции.
Через минуту нож звякнул о металл.
– Светите сюда! – сдавленно прошептал он Сергею Сергеевичу и заработал руками еще активнее.
Вскоре из-под грязи появилась выпуклая металлическая поверхность с вдавленной ручкой посередине.
– Что это? – спросил Компетентный человек.
– Похоже, люк. Металлический.
– Чугунный? При Петре умели делать неплохой чугун для орудий…
– Да нет, не чугун. Что-то другое. Может, и не металл, хотя очень похоже. Сейчас, я попробую приподнять.
Матвей подергал за ручку, но глина видимо «присосала» края люка, и он снова начал очищать их ножом.
– Стой! – громко прошептал Сергей Сергеевич.
Матвей повернулся к нему и увидел, что тот держит в руке пистолет.
– Что с вами? – спросил Шереметьев.
– Не открывай люк. Мы… сделали все, что могли. Оставим все как есть.
– Остановиться сейчас? Невозможно! Посмотрите – вот оно! Сейчас я уберу на краях глину, и все. Нужно будет только потянуть за ручку.
– Ты не сделаешь этого. – Фонарь на голове Сергея Сергеевича светил Матвею прямо в лицо.
– Вам страшно?
– Да, страшно.
– Бросьте, сейчас мы поднимем и посмотрим. Может быть, там лестница, какой-нибудь бункер…
– Не говорите ерунды. Вы прекрасно понимаете, что ТАМ. И нам ТУДА нельзя. Я ТУДА не хочу. Пойдут другие.
Вместо ответа Шереметьев вонзил нож в глину и, подцепив край люка, потянул его наверх. Раздался влажный всхлип, и глина подалась. В образовавшуюся щель полился свет. Яркий, мягкий и теплый. «Словно Варины руки», – подумал Матвей.
– Я тебя застрелю! – крикнул Компетентный человек.
– И уже не выберешься назад, – спокойно ответил Матвей. – От выстрела туннель обвалится.
– Поднимешь люк выше, и я выстрелю, – хрипло повторил Сергей Сергеевич.
– Зачем? Неужели вы не хотите увидеть Его. Или хотя бы Его ангелов? Нет? А я хочу. Я хочу о стольком спросить у Него! Почему погибла моя мать? Ради чего люди жгут храмы? Почему предают? Причем предают именно тех, кого любят? Да и существуем ли мы, в конце-то концов? Или все, что с нами происходит, – только сон. Чужой сон.
– Тебе нельзя ТУДА, – ответил Компетентный человек.
– Да посмотри же!
Матвей рывком поднял люк. Слепящий… или просветляющий свет залил туннель. Сергей Сергеевич выстрелил. Свет заставил дрогнуть его руку, и пуля лишь скользнула вдоль виска Матвея, ожгла кожу и разорвала капюшон комбинезона. То ли от звуковой волны, то ли от попадания пули брусья начали разъезжаться. Заметив это, Матвей ударил ногой по одному из них, обрушивая потолок на своего спутника.
Свет, тепло, знание были перед ним. Его ждали. Веками, тысячелетиями. Он вспомнил ощущение полета из давних детских снов и, отстегнув страховочный линь, со счастливым смехом нырнул в светлую бездну. Люк захлопнулся за Шереметьевым.
Сергей Сергеевич не успел выстрелить во второй раз. Ему было не до того. Раскидывая рушащиеся сверху брусья и комья глины, он бросился в сторону выхода из туннеля, но до спасения было так далеко. Значительно дальше, чем до Спасителя.
На Миллениум в Петербург пришла мода на пиротехнику. Едва Борис Николаевич представил своего преемника и часы на Спасской башне начали отбивать двенадцать ударов, по всему Питеру началось светопреставление. Повсюду в небо с грохотом взлетали китайские шутихи, и со стороны это напоминало отражение воздушного налета времен Второй мировой. Или бессмысленную и безрассудную атаку на Небеса. Все верили, что третье тысячелетие наступило.
