Прислонившись к стальной переборке, старшина поведал своим боевым товарищам самую свежую и самую страшную свою тайну.
Оказывается, он уже звонил в округ. И, как и предполагал Гранцов, нарвался на оперативного дежурного. Старшина доложил, что прибыли какие-то арендаторы. Он доложил и об их попытках захватить спецаппаратуру. Надо бы с ними поговорить кому-нибудь из особого отдела, предложил старшина. Но вместо благодарности за проявленную бдительность он услышал в ответ нецензурную брань, которая закончилась четкой инструкцией: «Арендаторов холить и лелеять, не перечить, все перед ними открыть и ничего не прятать. А если попросят, то и раком встанете всем личным составом. Но это только на одну ночь. А потом сдать ключи новой охране и в понедельник в полном составе явиться в АХЧ для получения расчетных денег. Ваши рапорта уже завизированы». «Какие рапорта? — изумился старшина. — Мы ничего не писали!» «Пить меньше надо, — посоветовал оперативный дежурный. — Обычные рапорта об увольнении, все подписи ваши, все нормально. Так что получайте свои бабки и мотайте на все четыре стороны. Все, старшина, базы больше нет!»
Вот такую инструкцию получил мичман Поддубнов. Передав ее содержание притихшему личному составу, Борис Макарович снова почесал перевязанную грудь.
— Второй день из-за них не моюсь, — сказал он. — В общем, так. Предлагаю пробиться к причалу и угнать лодки за озеро, поживем пока в деревне у армян. Тем более что они нас сами пригласили. Сидеть тут на месте смысла нет.
— Правильно, — кивнул Керимов.
— Нет, неправильно, — сказал Гранцов. — У них остался наш человек. Регина Казимировна.
— Она совсем другое дело, — возразил Поддубнов. — Она там как-нибудь устроится сама, а нас тут перебьют, если останемся. Надо сваливать, пока есть шанс. Лодки на ходу, бензин залит под завязку, я ж этих сектантов собирался на рыбалочку свозить вечерком, думал, нормальные люди приедут, приличные, все-таки институт, а не мясокомбинат. Вот как оно все повернулось-то.
— Борис Макарыч, я тебя понял, — сказал Гранцов. — Дай мне подумать три минуты. Во-первых, до лодок еще надо как-то дойти. Во-вторых, Регину я им не оставлю.
ОН закинул руки за голову и уставился невидящим взглядом в потолок. Гранцов ни о чем не думал, потому что все уже решил. Он малодушно тянул время перед тем, как отдать приказ, который не хотелось ни отдавать, ни, тем более, выполнять. Отступать всегда неприятно, особенно тогда, когда нет никакой надежды вернуться на оставленные позиции.
— Меня никто не спрашивает, — сказал Добросклонов. — Мой голос «не играет значения». Но если вы меня спросите, то я вам скажу честно и откровенно. Мотать отсюда надо как можно скорее. Даже не мотать, а сматываться со страшной скоростью.
— Это почему? — недовольно спросил Вадим, надеявшийся на поддержку брата.
— Долгая история. Если меня не будут перебивать, я уложусь в три минуты.
— Время пошло, — сказал Гранцов.
В три минуты, конечно, Добросклонов не уложился. Но слушатели сами были в этом виноваты, потому что все время перебивали его рассказ наивными вопросами.
Оказывается, у него тоже была своя тайна. Лежа без сознания на больничной койке, Гошка вовсе не был так плох, как казалось. Он все слышал, все понимал, все запоминал. Сработала старая журналистская привычка подслушивать и подглядывать. Раньше это было необходимо, чтобы яркими деталями оживить сухой газетный материал. На этот раз он понимал, что материалом стала его собственная жизнь.
Рядом, за стенкой, в санчасти находились привезенные наркоманы. От них Гошка и услышал кое-что интересное. Например, по мнению наркоманов, в Институте Возрождения пациентов не только не возрождали, но даже и не лечили, а только лишь испытывали на них какие-то пилюли. На это еще не самое страшное. В конце концов, экспериментальные пилюли рано или поздно кому-то помогут излечиться от тяги к наркотику, если только такой дурак найдется. Страшнее другое. Многие наркоманы, попадая в лапы Института, даже не подозревали, что инфицированы СПИДом. Это открывалось уже во время лечения. Конечно, родственникам больных приходилось снова расстегивать свои кошельки, чтобы спасать своих детей от двойной напасти. И никто из них не знал, что инфекцию больным занесли уже в Институте. Преднамеренно. Чтобы проверить свою методику лечения. Методика срабатывала в половине случаев. Это отличный показатель. Спасенных отправляли в турне по Европам с рекламными целями. А что делали с остальными? А остальных продолжали лечить. Но и это не самое страшное.
Самое страшное то, что эти неизлечимые больные накопились в разных клиниках Института. И вот теперь их всех привезли сюда. И здесь их уничтожат. Спишут в расход. И побросают в урановые шахты.
— За что купил, за то и продаю, — закончил Гошка свою историю. — Не забывайте только, что все это бред наркомана.
— Вот теперь мы точно должны убираться отсюда, — сказал Керимов. — Надо всем рассказать, какие тут дела делаются!
— Ну, не знаю, — засомневался Поддубнов. — А может, наоборот? Пока мы здесь вроде как свидетели, они себе ничего такого не позволят. Даже не знаю теперь… Бред, конечно. Но нет дыма без огня.
— Могу кое-что добавить, — сказал Гошка. — Это еще не все. Да, насчет урановых шахт, конечно, откровенный бред. Но там говорили не только больные. Я подслушал волонтеров. Они прикидывали свои шансы. Один предлагал удрать, пока не поздно, а второй убеждал, что здесь их никто не найдет. А хотите знать, кто их ищет, этих возрожденцев? Их разыскивает не милиция, и не Интерпол. За ними охотятся конкуренты, которых они сами пытались уничтожить. И практически уничтожили. Не знаю точно, о ком шла речь. То ли о сатанистах, то ли о фармацевтической мафии. Неважно. Важно, что недавно была запущена информация о тайных ритуалах института. Якобы они собираются возродиться путем массового самоубийства. Институт эту «утку» опроверг, но дело было сделано. И вот теперь весь мир ждет репортажа о трагедии в каком-нибудь из филиалов института. А когда весь мир чего-нибудь ждет, оно обязательно случается…
Добросклонов засмеялся, трясясь всем телом.
Поддубнов и Керимов мрачно смотрели на него, явно не разделяя веселья.
— Так, — сказал Гранцов. — Макарыч, ты тут, конечно старшина. Но по боевой работе решать буду я.
Он смотрел на монитор. Мерцали крестики на фоне темного контура базы. Шипели динамики, и скрипучими голосами переговаривались охранники.
— Предлагается следующий план, — сказал Гранцов. — Чтобы было без обид. Делимся на две группы. Первая группа обеспечивает отход второй. Вторая группа, отходя, обеспечивает работу первой. Я отвлекаю охрану, и вы угоняете лодки. Причем хорошо бы выйти на причал со стороны воды. Ладно, детали обдумаете сами. Дальше. Как только они увидят, что обе моторки исчезли, то решат, что мы бросили базу. И они успокаиваются. Ослабляют режим охраны. Тогда я незаметно вытаскиваю Регину Казимировну, и мы с ней лесом выходим на станцию. Собираемся в шашлычной у Марселя. Вот такой план. Есть вопросы?
