Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
И ведь знаю, что тоже оба на апрель рассчитывали, на «аккорд», так что обломались-то не меньше моего. Но как же не поприкалываться над корешем… А зачем еще друзья нужны? Но в этой минутной тишине каждый думал о своем. «Шнуры», приехавшие в феврале, — о том, что теперь им совсем кранты, потому что 20 «граждан», которых «закосили» с дембелем, устроят им такую «райскую жизнь»… А они-то надеялись вздохнуть хоть немного. «Ветеранчики», прослужившие год, которые с нашим отъездом должны были стать уже совсем «большими», — о том, что теперь это откладывается до августа. Дембеля, прослужившие полтора, — о том, что и большинству из них теперь светит, возможно, февраль. То есть третья армейская зима, третий Новый год в сапогах.
А мы… Не знаю, о чем думали в этот момент ребята. Точно помню: первое, о чем подумал я, было не о доме и не поступлении в институт, а о жуткой несправедливости жизни. Несправедливости в том, что одним из четырех «счастливцев» был Алик. Ведь Толян, Серега, Олег и Леня заслужили этот подарок судьбы на 102 %. За свои полтора года они не пропустили ни одной операции. Каждый из них по-своему хлебнул нелегкой сержантской доли.
Леня был «замком» в третьем взводе, где почти все были его призыва. Это особое искусство — рулить своими, но и оставаться «своим». Леня смог. Как смог и Олег Петров, бывший у него командиром отделения.
Толян, наоборот, почти год был «замком» в первом взводе, целиком состоящим из «шнуров». Первое время носился с ними, как наседка. Это не меньшее искусство — умудриться, когда надо, вступаться за своих «цыплят», но и не противопоставить себя своему призыву. Толян сумел.
Серега командовал отделением АГС. Мало того, что АГС — одна из самых тяжких для переноски в горах вещей. Так в отделение АГС еще и норовят «сослать» всех залетчиков и «шлангов». И ими надо не просто «зарулить», но и сделать так, чтобы АГС, мощнейшее средство огневой поддержки роты, всегда был под рукой ротного и в боеготовности. Серега сделал.
Все четверо были награждены и при любых раскладах были первыми кандидатами на первую отправку.
А вот несправедливость жизни заключалась в том, что вместе с ними получать парадку, сапоги и берет, чтобы готовиться к отъезду, отправился Алик… приехал из Ашхабадской учебки, где учился на минометчика, и сразу же «уполз» в хлеборезку, к кому-то из земляков, где протащился больше года. Алик, который злобно «посылал» нас из-за запертой двери хлеборезки, когда мы «шнурами» стучались туда в поисках жратвы для дембелей. Потом, уже в конце 85-го, он умудрился каким-то образом залететь, и его, как водится, в наказание перевели к нам в роту. Опять же, как водится в таких случаях, определили в минометный взвод. «Замком» там уже был Давлетов, и где-то в феврале Алик стал командиром отделения — точнее, расчета. Так это, по-моему, у минометчиков называется. И вот теперь, сходив всего на несколько операций и пробыв на сержантской должности всего пару месяцев, Алик Исмаилов отправлялся домой. Алик, которого за изощренную жестокость ненавидели «шнуры» и которого за злобный, подлый характер недолюбливали даже мы. Да и сам Давлетов, казалось, порой был не в восторге от «приподнятого» им земляка. Впрочем, и земляками-то они были только в наших глазах. Алик был из Ташкента, а Исмаил — из Туркмении, из Ташауза. И смотрели на «туркменских» узбеков ташкентские как на «второй сорт». А те на них — как на «тепличные растения». Но помогать друг другу помогали. Все же одна кровь… Этим они сильны, не откажешь.
По злой иронии судьбы, «благодетель» Алика, Исмаил Давлетов, оставался до августа. Исмаил, который приехал в Гардез в августе 84-го, всего два раза подержав в руках автомат. Но отходивший потом без единой передышки на госпиталь все боевые. Исмаил, который в начале службы толком не говорил и не понимал по-русски, но стал к концу службы заместителем командира взвода. И вот теперь Исмаил, тоже считавшийся одним из самых заслуженных кандидатов на первую отправку, остается служить до августа. И все только потому, что приехал из «солдатской» Иолотани… Исмаил, которого некоторые побаиваются, но все уважают. Ну не гадство ли?! И вот это называется «судьба»?! Хотя что там говорить… Это же для нашего ротного, лазившего с нами по горам, и даже для замполита, выпившего у нас столько крови, но все равно нашего, мы — Толи и Лени, Исмаилы и Фариды, Сани и Олежки, Сереги и Юрки. Достойные и недостойные, заслужившие и нет… А для тех, кто галочками и крестиками, указами и циркулярами решают наши судьбы, нас нет. Нет наших судеб, наших надежд, наших планов, наших жизней. Есть только цифирки в отчетах и приказах. Есть «оперативная обстановка». Впрочем, не совсем так. Наши жизни есть. Иногда есть…
Когда год спустя, в апреле 87-го, при десантировании под Джелалабадом погибнет от прямого попадания в голову Илья Редьков из нашей роты, которому уже вышел срок увольняться, вот тогда его жизнь вдруг станет значимой. Точнее, его смерть… Значимой лишь потому, что где-то наверху вдруг кого-то поразит факт, что парня убивают, когда он уже мог и должен быть дома. И вот тогда они зашевелятся, тогда полетят приказы-депеши: «Не допускать!.. Исключить!.. Не привлекать!..» И всех весенников моментально уволят в апреле. А ведь никак было невозможно. «Оперативная обстановка…»
Впрочем, ладно, что я распричитался-то? Во-первых, мы солдаты и давали присягу. Надо — значит надо. А во-вторых, ничего этого я еще не знаю в апреле 1986-го, лежа на своей позиции в горах под Хостом. И рассуждаю не так «глобально». Мне просто хреново от того, что до дома, оказывается, еще так долго ждать. От того, что уже не раз и не два рвались на позициях роты невесть откуда со свистом прилетевшие «эрэсы». От того, что где-то там, впереди, выше в горах, чертова Джавара, которую наши собираются взять, а «духи» не собираются отдавать… И еще от того, что я выполнил все, что обещал себе в ноябре 84-го, на кабульской взлетке. Вцепился в эти горы, в свой автомат, верил в своих товарищей и шел вперед. Жил здесь и сейчас, не думая про «завтра». А оно не наступило…
И вот я снова в горах, на операции. Гляжу в безразличное к моим переживаниям звездное афганское небо. Одна из бесчисленных звезд начинает вдруг мигать и становится больше. Самолет…
Высоко над нами, над нашей горкой, над Хостом, над Афганистаном, над этой войной, летит куда-то на север кусочек мирной жизни… Ровно гудят двигатели, в салоне уютный полумрак. Кто-то дремлет, укрывшись шерстяным пледом. Один из пассажиров не спит, тщетно вглядываясь в непроглядную тьму иллюминатора. К нему подходит приятная стюардесса с бокалом виски на подносе. (Никогда не пробовал виски, но почему-то был уверен — это именно виски.)
— Что-то еще, сэр?
— Скажите, где мы сейчас пролетаем?
— Афганистан, сэр. Ничего интересного, сэр, сплошные горы. Даже днем смотреть особо не на что…
— Спасибо.
Задумавшись, сэр слегка взбалтывает содержимое бокала:
— Хм. Афганистан… Афганистан. Там ведь какая-то война уже несколько лет. И что там забыли эти русские? Зачем им эти горы? М-да… Интересно…
Виски медленно стекает по стенкам бокала, оставляя тягучие следы…
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
