и за решетку. В конце концов, я ослушался приказа десять лет назад, да и сейчас долго скрывал происхождение Ингрид.
Но Его Величество ограничился «домашним» арестом, наложив запрет покидать не только дворец, но и комнату.
Оставшись в одиночестве, я лег на кровать, пытаясь успокоить отчего-то взбесившееся сердце. В голове крутилась сотня вопросов.
Как там Ингрид? Все ли у нее хорошо? Правильно ли я поступил, оборвав связь?
Наконец, уже ночью, я пошел освежиться, желая хоть как-то отвлечься и успокоиться.
Открыл кран, сунул лицо под холодные струи воды и тут же вздрогнул, ощутив чужое присутствие.
Напрягся, сам не зная, к чему готовиться, но вскоре расслабился, ведь позади меня стояла богиня любви.
– Адриан, – Веланда улыбнулась краешком губ.
Ее простое белое платье колыхалось так, словно его трепал невидимый ветер.
– Богиня, – склонился в поклоне, исподлобья разглядывая ее.
– Задаешься вопросом, зачем я пришла? – проницательно хмыкнула Веланда, ведь именно об этом я и думал. – Всего лишь сказать тебе, что ты на верном пути. Дракон должен защищать свою истинную, это в его крови.
– Но связи больше нет, – заспорил, сам не зная, зачем, ведь мне действительно хотелось защитить Ингрид.
– Но ты не отказывался от нее, – покачала головой Веланда. – Пару недель назад я кое-что подарила Ингрид. Полагаю, пришла пора воспользоваться первой половиной этого подарка. Склонись.
Я послушно опустился на одно колено, склонив голову, и богиня кончиками пальцев пробежалась по моим волосам. Когда же я снова поднялся, она уже исчезла, оставив после себя пару влажных следов на полу.
А вскоре, когда я снова думал об Ингрид, в моих мыслях раздался ее голос.
Наверно только визит Веланды, вселивший уверенность в правильности поступков, позволил мне следующим утром встретить Дориана с гордо вскинутой головой и расправленными плечами.
Харингтон ушел к вечеру, так и не добившись от меня ничего толкового, но вскоре вернулся, бросив на стол внушительную папку с бумагами.
– Вот, – сверкнул глазами он.
– Что это? – вскинул брови я, изрядно устав от этой канители.
– Доказательства, – поджал губу Дориан. – Я бы принес их раньше, но они хранились в особом архиве. Тот отчет, который ты читал первым, не зря составлен так подробно. Агенты канцелярии почти год изучали жителей деревни, прежде чем мы убедились окончательно. Ты дракон, Адриан. Дракон и генерал. Ты должен понять, что это важнее вашей связи и ваших жизней. И помочь нам закончить то, что следовало закончить еще десять лет назад.
Сказав это, Харингтон ушел, оставив меня наедине с бумагами.
И чем дольше я читал, тем сильнее холодело сердце.
На первом листе, пожелтевшем и ветхом, было само пророчество. Начало обрывалось, но дальнейшие строчки говорили сами за себя:
«…Кэбалара покинет свою мать, вернувшись в мир живых во сто крат сильнее, чем был. Последователи, призвавшие его, станут генералами его мертвого войска. Им будет дарована вечность и все богатства мира, ведь они шли по верному пути.
И пробудит душу Кэбалары магия человека, способного обуздать огонь, чтобы был он защищен от людской магии.
И пробудит душу Кэбалары пот человека, способного обуздать огонь, чтобы не чувствовал он усталости.
И пробудит душу Кэбалары слезы человека, способного обуздать огонь, чтобы не питал он жалости.
И пробудит душу Кэбалары крик боли человека, способного обуздать огонь, чтобы не оставалось на нем ран.
И пробудит душу Кэбалары страх человека, способного обуздать огонь, чтобы сам он был бесстрашен.
И пробудит душу Кэбалары кровь, полная любви, человека, способного обуздать огонь, чтобы смог устоять он против пламени Карадараса…».
Последнее слово в пророчестве распознать удалось с трудом – бумага обрывалась на середине.
Но это было только началом, потому что дальше шло именно то, о чем говорил Дориан.
Доказательства.
Агенты действительно тщательно изучили не только деревню, но и ее жителей – в папке нашлись подробные карты местности, списки имен с отдельными пометками, вроде «тогда-то переехал в такой-то город» или «приехала в деревню тогда-то и оттуда-то».
Отдельно числились вожди с их семьями и члены совета старейшин, и вскоре я понял, почему.
Магия.
Обычно способности к чарам передавались по наследству и чаще всего встречались у аристократов. Сила магии зависела от врожденного резерва и оставалась примерно одинаковой на протяжении всей жизни. Дар прорезался в детском возрасте и мог исчезнуть только если маг выжигал резерв целиком, или из-за каких-то сильных переживаний, но такое встречалось крайне редко, ближе к «никогда».
У жителей этой маленькой деревушки дела обстояли иначе, словно они и вовсе принадлежали к другому миру.
Самой сильной магией обладал вождь племени и его дети, что вполне соответствовало нормам Таачийской империи. Если бы не одно «но» – если вождь, по тем или иным причинам менялся, то менялась и сила магии.
Например, в отчете указывался некий Варг, сын прошлого вождя племени. Его отец был сильным магом, но, когда он умер, Варг оказался слишком мал, чтобы занять его место, и тогда совет старейшин выбрал нового вождя. А магия Варга ослабла и в итоге угасла почти целиком.
Зато новый вождь внезапно значительно увеличил свой резерв. И это противоречило всем известным мне законам.
Дальше – больше.
В племени действовало четкое разделение обязанностей, и если сравнивать с устройством империи, то все было примерно так:
Главным считался вождь, соответствовавший императору.
За ним шел совет старейшин (аристократы), охотники (влиятельные горожане, к которым принято было обращаться «господа») и все остальные (простолюдины).
Магией владели первые две категории, но ее сила зависела от статуса. Если кто-то переходил из охотников в старейшины, то его резерв увеличивался, и наоборот.
Если же кто-то, наделенный даром, покидал деревню, то постепенно он терял этот дар, вне зависимости от того, куда уезжал. И наоборот, если кто-то пришлый оседал в деревне, связывая себя с ее жителями, то он мог получить дар, или
