Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
шиншиллах и фиалках, а дальше за лентой гладко зачесанная голова Лоренса Лефертса возвышалась над всеми присутствующими, словно храня контроль над этим царством вкуса и хороших манер.
Арчер гадал, какие недостатки заметит острый взгляд Лефертса в проведении церемонии, и внезапно припомнил, что и сам некогда считал эти вопросы крайне важными. Теперь же то, чем раньше полнились его дни, представлялось ему какой-то детской пародией, игрой в жизнь, так спорили средневековые схоласты насчет метафизических понятий, смысла которых никто из них не мог понять. Вот и последние часы перед свадебной церемонией омрачил жаркий спор, надо ли «демонстрировать» подарки; Арчеру казалось непостижимым, как могут взрослые люди так горячиться и входить в такой раж, обсуждая вещь столь незначительную, пока вопрос не был решен (негативно) миссис Уэлланд, воскликнувшей негодующе: «Уж скорее я запущу в мой дом газетных репортеров!» Но ведь было время, когда и он, Арчер, весьма определенно и решительно высказывался по такого рода вопросам, а все, касающееся манер и обычаев, виделось ему имеющим значение чуть ли не всемирного масштаба.
«А между тем, – думал он, – где-то жили реальные люди, и события, случавшиеся с ними, были событиями вполне реальными».
– Вот! Идут! – взволнованно охнул главный шафер. Жених, однако, знал, что волноваться еще рано.
Осторожно приоткрытая дверь означала только, что владелец платной конюшни мистер Браун (в черном облачении причетника, которым он являлся в свободное от основной работы время), войдя, оглядывает помещение перед тем, как развернуть свои войска. Дверь вновь мягко закрылась, чтобы через некоторое время торжественно распахнуться под пронесшийся по церкви шепот: «Семья!»
Первой шла, опираясь на руку старшего сына, миссис Уэлланд. Ее крупное розовое лицо сохраняло приличествующее случаю торжественное выражение, а сливового цвета, украшенное голубыми вставками шелковое платье и маленькая шелковая шляпка со страусовыми перьями были встречены общим одобрением; но прежде чем она, величественно шурша шелками, заняла свое место на церковной скамье напротив миссис Арчер, зрители вытянули шеи, стремясь разглядеть, кто следует за нею. За день до этого разнеслись тревожные слухи, что миссис Мэнсон Мингот, вопреки физической своей немощи, решила присутствовать на церемонии – идея эта настолько отвечала дерзости ее натуры, что в клубах заключали пари, сумеет ли она пройти вдоль нефа и втиснуться в скамью. Известно было, что она настояла на том, чтоб послать плотника, дабы он мог оценить возможность снятия задней доски с передней скамьи и смерить объем сиденья; однако результат оказался неутешительным, и на следующий день семья ее с тревогой ожидала, не будет ли принят к исполнению ее план проехаться по нефу в ее необъятных размеров кресле для ванной с тем, чтобы просидеть в нем на ступенях алтаря в течение всей церемонии.
Идея такой чудовищной демонстрации ее персоны публике была воспринята родней миссис Мэнсон Мингот столь болезненно, что они готовы были озолотить того, кто скажет, что кресло слишком широко и не влезет в проход между двумя железными опорами навеса, протянутого между дверями церкви и бордюрным камнем. Мысль пожертвовать навесом и тем самым открыть невесту взорам всех портних и газетных репортеров, толкавшихся снаружи, чтобы протиснуться поближе к навесу, превзошла своею смелостью даже смелость самой старой Кэтрин, одно время рассматривавшей такую возможность. «Но тогда они смогут сфотографировать мою девочку и напечатать снимок в газетах!» – вскричала миссис Уэлланд, когда ей намекнули об этом плане, и явное неприличие задуманного заставило всю семью содрогнуться. Прародительница вынуждена была сдаться, но взамен ей было обещано, что свадебный завтрак будет дан под ее кровлей, и это при том, что Вашингтон-сквер, как это явствует, находился от дома Уэлландов в двух шагах, а гонять экипажи на другой конец города надо было за дополнительную плату, о чем пришлось договариваться с Брауном.
Но хотя все эти детали и договоренности, неукоснительно сообщаемые Джексоном, становились широко известны, маленькая кучка наиболее азартных спорщиков придерживалась мнения, что в церкви старая Кэтрин все же появится, и когда выяснилось, что место ее заняла ее невестка, напряжение публики несколько спало. Лицо миссис Ловел Мингот было пунцовым, а взгляд – немного остекленевшим, как это и бывает у дам ее возраста и комплекции при попытке втиснуться в новое платье и пребывать некоторое время в нем. Постепенно, однако, разочарование, вызванное непоявлением в церкви миссис Мэнсон Мингот, ослабло, и все согласились, что черная кружевная накидка миссис Ловел Мингот поверх сиреневого шелка и ее украшенная пармскими фиалками шляпа составляют контраст со сливово-голубым нарядом миссис Уэлланд. Но совершенно иное впечатление производила тощая фигура дамы, семенившей за ней следом под руку с мистером Минготом в вихре развевавшихся шарфов и сумбуре полосок и оборок ее наряда. Когда это явление попало в поле зрения Арчера, сердце его на секунду сжалось.
Он считал само собой разумеющимся, что маркиза Мэнсон все еще находится в Вашингтоне, куда она отправилась недели четыре назад вместе со своей племянницей мадам Оленска. Неожиданный этот отъезд все объясняли желанием мадам Оленска избавить тетку от злостного влияния доктора Агафона Карвера, красноречием своим почти преуспевшего завербовать ее в ряды адептов «Долины любви». В сложившихся обстоятельствах никто не ожидал возвращения как той, так и другой к свадебной церемонии.
В первое мгновение Арчер стоял и, не сводя глаз с причудливой фигуры Медоры, силился разглядеть, кто следует за ней, но вот маленькое шествие окончилось, менее значительные члены семьи заняли свои места, а восемь рослых шаферов, сгруппировавшихся, подобно птицам или насекомым перед миграцией, протиснулись через боковые двери в притвор.
– Ньюленд, смотри: она! – шепнул главный шафер.
Арчер вздрогнул и затрепетал.
Казалось, прошла целая вечность, а сердце его, застыв, все еще не бьется, но вот два ангелоподобных служителя показались возле убранного цветами алтаря и первые аккорды симфонии Спора [44] пролили свои сладостные ноты, приветствуя невесту.
Арчер открыл глаза (неужто он и впрямь стоял зажмурившись, как ему казалось?) и ощутил, как сердце вновь возобновило обычный ритм биения. Музыка, аромат лилий, веявший с алтаря, приближающееся облако тюля и апельсиновых цветов, лицо миссис Арчер, вдруг искаженное в счастливом рыдании, низкий голос настоятеля, бормочущего молитву, положенные передвижения восьми розовых подружек невесты и восьми черных шаферов – все эти видения, звуки, ощущения, такие обычные сами по себе и такие странные, бессмысленные в своем отношении к нему, мешались, кружились в его голове.
«Господи, – вдруг промелькнуло в голове, – а кольцо-то здесь?», и он опять ощупал карман судорожным жестом беспокойного жениха.
И затем, уже через минуту Мэй оказалась с ним рядом, и такое сияние исходило от нее, что все его оцепенение ушло, растворилось в накрывшей его теплой волне, и он, ободренный, с
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124
