class="p1">— Вопросы есть? — обращаюсь к строю танкистов, командиров экипажей после инструктажа. Вопросов не оказалось, инструкция исчерпывающая.
— Тогда по коням! Выходите на рубеж и работайте. Сразу после начала артподготовки.
Кузнецов по рации даёт отмашку и через две минуты над нами раздаётся свист мин и снарядов, обрушившихся на ту сторону оборонительной линии. Погода сегодня нелётная, так что разведка люфтваффе сегодня не играет.
Нам остаётся только наблюдать, как танкисты исполняют нашу задумку. Т-34 мы выбрали недаром. У них самые мощные пушки. Хорошо бы САУ с орудиями эдак 122-миллиметровыми, но таких пока нет.
Полтора метра утрамбованного грунта не прошибёшь никаким снарядом? А если десятью снарядами в одну точку? А если пятью десятками? Вот наши танкисты и гвоздят в одно место…
— Есть! Пробили! — вскрикивает Кузнецов, наблюдающий в бинокль.
Вижу. Теперь следующий шаг. Ротный командир танкистов переводит пушку чуть левее, остальные пока молчат. Выстрел. За головным танком бахают орудия остальных танков. Дыра тут же расширяется. Пошла работа. Второй пробой прошёл легче, развалилось больше. На четвёртом залпе снаряды вскрывают блиндаж с той стороны. Трупов не вижу, видать до перехода в это состояние дойчи поработали ногами. Разбегаются вдоль стенки. Паникующие и рванувшие к лесу пали смертью нехрабрых от миномётного огня.
А вот и ответ! Недалеко от танков разрывается вражеский снаряд. Враг тоже не спит, гнида фашисткая. Кузнецов ныряет в башню. Через минуту проявляется эффект его вмешательства, танки взрёвывают моторами и сдвигаются вперёд и влево на сто метров. Это тоже предусмотрено. У них есть не меньше минуты, пока дойчи не скорректируют огонь. Немцы могут сумничать и спрогнозировать движение танков, но мы тоже не лыком шиты. Танки будут двигаться по слабопредсказуемой траектории. К тому же это не артиллерийская батарея, где разорвашийся в пяти метрах снаряд уничтожает беззащитный расчёт. Чтобы остановить танк, нужно прямое попадание. Но попробуй попасть при навесной стрельбе по движущейся цели. Короче, дохлый номер.
— Знаешь что, Фёдор Исидорович, пожалуй, не надо бульдозера, — говорю вернувшемуся из своего танка Кузнецову. — Накроют сразу. Давай-ка дадим танкистам новую вводную.
Ров, вот препятствие. Танки могут его не преодолеть. Совещаемся, затем Кузнецов опять лезет в свой танк. Ему приходится орать так, что я слышу.
— Свешивайся надо рвом передком! А потом заднюю скорость на полную! Резко с места!
Кузнецова учить — только портить. Наблюдаю. Пару раз танк рвёт край канавы, затем ныряет в неё и выползает на беспорядочные кучи грунта вперемежку с жердями и ветками. Крутится на них, уплотняя, постреливает из пулемёта. Потом с таким же резким стартом, комья летят в сторону канавы, уходит на заповедную до сих пор территорию. За ним повторяют этот манёвр другие танки. Пехоту Кузнецов вводить не спешит, немцы пристреливаются к прорыву.
Вытаскиваю и внимательно разглядываю карту. Ловлю паузу, подзываю.
— Глянь, Исидорыч. Видишь здесь полянку? Я бы там батарею разместил…
— Не достану, — генерал смотрит с досадой. — Надо орудия ближе придвигать…
— Придвигай, — пожимаю плечами. — Тебе всё равно территорию осваивать.
Но Кузнецов не торопится. Снова уходит в танк раздавать команды. Не вмешиваюсь. Наблюдаю. Через четыре минуты, когда все танки уже с другой стороны сбивают стальными телами стенку в нашу сторону, вижу результат. Весь край ближнего леса размеренно и педантично подвергается артобстрелу.
А ведь артиллеристы у него классные! Не с первого раза, — Яшки всё-таки у них нет, — но довольно быстро нащупывают цель. Итога мы сразу не видим, но если корректировщики огня сидят на деревьях, то почувствуем. И через двадцать минут действительно ощущаем. По первому пролому огонь ведётся, на соседний участок попадают только шальные снаряды.
Кузнецов пользуется моментом и подводит пехоту к неразбитой части редутов. Те засыпают ров врукопашную. Им немного надо, чтобы бронетехника и машины проехали. Тем более, что уже пробравшаяся на ту сторону бронетехника бьёт корпусом с той стороны и успешно заваливает ров.
Короче, ещё раз подкрепляется моя идея, что пассивная оборона любой степени укреплённости уязвима. Не пробивается снарядом? Возьмём более крупный калибр. Не пробивается крупным? Ударим десятью крупными в одно место. Делов-то. Всё равно не пробивается? Закидаем дымовухами, подошлём сапёров, те взорвут, что угодно. Это у нас ещё САУ нет.
Прощаюсь с воодушевлённым генералом. Подгонять его не надо, учить нечему. Он талантливый тактик, разберётся. А мне пора домой.
17 ноября, понедельник, время 08:25.
Центр боевой подготовки близ Молодечно.
Борис.
— Товарищи сержанты, но вы же нам мешаете!
Переглядываемся с Яковым. Мешаем. Ну и что? Одновременно мы «снимаем» улыбочки с лица и поворачиваемся к дерзнувшему. Над классом повисает тяжёлое молчание.
— Рядовой Ковалёнок, — произношу негромко, но рядовой быстро вскакивает. По всему видно, уже жалеет, что высунулся. Остальные на него смотрят с одобрением, морально поддерживают, но на помощь не спешат.
— Мы тебе мешаем? — интересуюсь мирно, Яша многообещающе ухмыляется. Такого выражения лица у него не помню. Да, нам многому приходится учиться. И больше, чем нашим курсантам.
— Товарищ сержант, ну, невозможно сосредоточиться.
Это значит, что мы с Яковым достигли цели. Дав задание, мы в полный голос переговариваемся, обсуждаем всякую ерунду. Курсанты морщатся, но помалкивают, и вот находится один, самый нетерпеливый. Это мы ещё не дошли до обсуждения нашего самого любимого персонажа Тыгидым-бердыева.
— Тебе одному? Поднять руку всем, кому мешают наши разговоры?
И вот он, момент истины! Вот она, возможность поддержать морально и зримо самого храброго товарища, осмелившегося. Почти весь класс поднимает руки, затем воздержавшиеся неохотно под взглядами товарищей присоединяются к коллективу. Ковалёнок светлеет лицом, он не один, он — выразитель интересов коллектива, он — впереди идущий храбрец и молодец!
— Так-так, — в дело вступает старший сержант Эйдельман, — выходит, вы полагаете, что немцы заботливо будут вам предоставлять режим тишины? Самый благоприятственный? Тише, фрицы, тише, воскликнут бойцы, не мешайте, тут товарищ Ковалёнок размышляет, как бы поточнее по вам врезать.
Настроение начинает меняться. Самые умные начинают смотреть на смущающегося Ковалёнка, небольшого роста красноармейца со слегка торчащими ушами, скептически. Не настолько торчат его уши, чтобы одноклассники дразнили, но достаточно, чтобы выделить его по этому признаку.
— Яволь! Натюрлих! — возрадуются дойчи. Давай, камрад! — расходится вовсю Яков. В классе раздаются негромкие смешки. Ковалёнок краснеет.
— И ответный огонь тут же прекратится, — рисует волшебные картины Яков, я еле сдерживаю смех, — все вокруг начинают ходить на цыпочках. Важному Ковалёнку нельзя мешать.
Сик транзит глория
