Ма Жун заверил судью, что никто ничего не заметил. Он подробно пересказал беседу с уйгурским вождем, опустив только неожиданную встречу с Тулби и ее слова; он посчитал, и вполне разумно, что судью не интересуют его романтические приключения.
— Отлично сработано! — воскликнул судья Ди, когда Ма Жун довел повесть до конца. — Теперь у нас все козыри на руках!
Ма Жун прибавил:
— Дао Гань сейчас беседует с Да Кеем в приемной. Заглянув туда недавно, я заметил, что он сердится, потому что Да Кей не дает ему слова вставить.
Судья улыбнулся и сказал десятнику Хуну:
— Пойди в приемную и скажи Да Кею, что, к моему огромному сожалению, я занят неотложными делами. Передай ему мои извинения и скажи, что приду, как только освобожусь.
Когда десятник уходил, судья спросил:
— Удалось ли вам узнать, где проживает госпожа Ли, подруга вдовы правителя?
— Я поручил заняться этим старосте Фану, ваша честь, — ответил Хун. — Я решил, что, поскольку он местный уроженец, ему удастся справиться с этим быстрее меня.
— Ты прав, — ответил судья и обратился к Ма Жуну. — Что показало вскрытие тел стариков слуг, найденных нами в саду правителя?
— Присяжный врач утверждает, что они скончались от естественных причин, ваша честь.
Судья Ди кивнул. Встав, он принялся облачаться в халат для официальных приемов. Надевая крылатую судейскую шапку, он внезапно сказал:
— Если я не ошибаюсь, Ма Жун, десять лет назад ты получил девятую, высшую степень в боксе?
Здоровяк пожал плечами и гордо молвил:
— Разумеется, ваша честь.
— А теперь вспомни, — повелел судья, — и расскажи мне, как ты относился к своему наставнику, когда был еще учеником второй или третьей степени!
Ма Жун не очень-то привык запоминать свои чувства. Он нахмурил страдальчески брови и после долгого молчания задумчиво молвил:
— Ну, что сказать, господин… я обожал своего учителя; он был одним из лучших мастеров своего времени. Но когда я бился с ним и он шутя уходил от моих самых хитрых приемов, нанося при этом мне один удар за другим, несмотря на мою отчаянную защиту, я по-прежнему восхищался им, но в то же время ненавидел за его бесконечное превосходство надо мной!
Судья Ди устало улыбнулся.
— Благодарю тебя, мой друг, — сказал он. — Сегодня я побывал в горах к югу от города и встретился там с человеком, который потревожил мой дух. А теперь ты сказал мне то, что я почувствовал, но не мог никак осознать!
Ма Жун так и не понял, о чем говорит судья, но был польщен похвалой. С широкой улыбкой на лице он отодвинул ширму, закрывавшую проход в зал заседаний. Судья взошел на помост.
Глава двадцатая
Мятежный вождь признается под пыткой; таинственный незнакомец наконец опознан
Три удара гонга возвестили открытие вечернего заседания.
Никто не знал, что именно за дело будет слушаться сегодня, поэтому зрителей собралось не больше нескольких десятков.
Как только судья Ди уселся за скамью и открыл заседание, он дал знак старосте Фану. Четыре пристава встали на стражу у входных дверей.
— По важным государственным соображениям, — объявил судья, — никто не имеет права покидать суд до конца заседания!
Удивленный шепот пробежал по залу.
Судья Ди взял кисть и алой тушью написал повеление тюремному смотрителю.
Два пристава ввели уйгура, поддерживая его под руки.
Перед помостом пленник опустился на одно колено; сломанную ногу, стеная от боли, он вытянул перед собой.
— Назови нам свое имя и занятие! — повелел судья.
Вождь поднял голову; ненависть пылала в его глазах.
— Я князь Ульджин из Голубой Орды уйгуров! — отчеканил он.
— У вас, варваров, — холодно сказал судья, — человек называет себя князем, если владеет двадцатью конями. Но дело не в том. Император в своей бесконечной милости сделал своим данником хана уйгуров, и тот торжественно поклялся в вечной верности трону, взяв в свидетели Небо и Землю. А ты, Ульджин, замышлял напасть на город. Ты предал хана твоего народа и готовил мятеж против трона. Нет преступления хуже мятежа, и карается оно страшной казнью. Твоя единственная надежда на смягчение наказания — говорить правду, и одну только правду. А это означает, что ты должен назвать также имена приспешников из имперских подданных, которые согласились помогать тебе в осуществлении твоих коварных замыслов.
— Ты зовешь их приспешниками, — вскричал уйгур, — а я зову их отважными людьми! Кое-кто из китайцев полагает, что следует вернуть нам то, что у нас отняли. Не пасете ли вы коней на наших пастбищах, не вспахиваете ли наши луга, превращая их в рисовые поля? Не вы ли загоняете нас все дальше и дальше в пустыню, где наши кони и наш скот умирают у нас на руках? Я не скажу тебе имена тех, кто хотел помочь уйгурам вернуть их земли!
Староста занес руку для удара, но судья остановил его знаком.
Наклонившись в кресле, он спокойно сказал:
— Мне некогда тратить время попусту. Твоя правая нога и так сломана — ты не испытаешь особенного неудобства, если то же самое случится и с твоей левой ногой.
И судья вновь сделал знак старосте.
Два пристава опрокинули уйгура на спину и встали ногами на его ладони. Еще один принес деревянные козлы высотою в два фута.
Староста поднял левую ногу Ульджина, положил ее на козлы и привязал к ним, а затем вопросительно посмотрел на судью.
Судья кивнул, и один из приставов — мускулистый силач — нанес удар по колену тяжелой дубинкой.
Уйгур хрипло закричал.
— Не торопись, — приказал судья приставу, — наноси удары медленно.
Пристав два раза ударил по лодыжке и еще два раза — по бедру.
Ульджин кричал и ругался на своем языке, наконец, после нового удара по лодыжке, он выкрикнул:
— Настанет день, когда наши орды ворвутся в вашу проклятую страну, опрокинут стены и сожгут города. Тогда мы убьем вас всех, а ваших жен и детей обратим в рабство…
Тут он сорвался на протяжный вопль, поскольку палач еще раз изо всей силы ударил его по лодыжке. Когда палка вновь взлетела в воздух, чтобы нанести последний, крушащий кость удар, судья Ди поднял руку.
— Ты же понимаешь, Ульджин, — спокойно молвил он, — что этот допрос — пустая формальность. Я всего лишь хочу, чтобы ты подтвердил то, что твой китайский союзник уже и так сказал мне, когда доносил на тебя и твое племя. Мне известен весь ваш заговор!
С нечеловеческим усилием уйгур вырвал ладонь из-под ноги палача. Приподнявшись на локоть, он выкрикнул:
— Не пытайся обвести меня вокруг пальца, судейский пес!
