надежды, глохну от вихрящейся в груди злости, когда представляю Анечку сжавшуюся в ожидании удара, и Януську испуганную. И слепну. И кажется еще немного и меня разорвет в клочья. Но… – Твой папа заслуживает счастья, – господи, что я несу? – И если он считает, что его счастье Лелечка…
– Ничего он не считает. Ему пофигу на свадьбу. Он и дома то поэтому не бывает. Он точно точно заслуживает счастья, это тыправа. Да, по этому ты сейчас поедешь со мной и не позволишь ему заколдоваться в чудовище. Потому что ты, Люся, добрая фея. Ты его поцелуешь сильно-сильно, взасос, и он очнется и…
– Откуда у маленькой девочки такие познания в поцелуях? И я ему не нужна. Он сказал, что я ему ненужна.
– Он соврал, – тихо шепчет мне в ухо малышка. Моя маленькая девочка. И даже если я не смогу расколдовать чудовище, я никому не дам в обиду моих принцесс. Я конечно очень пожалею о том, что собираюсь сделать. Наверняка пожалею. Но, никому не позволено замахиваться на моих детей и заколдовывать сказочного короля, которого я, правы мои девочки, люблю. Наверняка я получу пинка под зад, вместо расколдовывательного поцелуя, но буду точно уверена, что сделала все, что в моих силах.
Глава 23
Демьянов
Хоть сейчас готов жениться. Не на этой, а на той…
Первое, что я вижу, вернувшись домой – торт. Огромный, украшенный мерзкими розочками бело-голубой монстр, с фигурками жениха и невесты на верхней башне. Кажется вся гостиная, в которой сейчас слишком людно, пропиталась ароматами сладости и ванили, абсолютно неуместными в данной ситуации. К горлу подскакивает едкая тошнота, а перед глазами повисает пелена ярости и отвращения.
– О, боже, Ольга, ты же в платье. Это катастрофа. Ты понимаешь, что жених не должен его видеть? – впивается мне в ухо голос будущей тещи. Вокруг начинается суета, и я чувствую себя персонажем какой-то абсурдной пьесы. Платье? У меня дочь пропала, плевать я хотел на всю эту фанаберию, на этих глупых кур, причитающих и снующих по моей гостиной, на уродское платье, на вонючий тошнотворный бисквит.
– Дурная примета, – заламывает руки какая-то губастая баба, которую я вижу впервые в жизни. Черт, я ведь всех этих людей не знаю, да и знать не желаю, говоря откровенно. И мать Ольги ничего кроме какого-то глухого раздражения не вызывает с тех самых пор, как обосновалась в моем доме. В нашем с девочками доме, который их мать создавала, наполняя любовью и сетом. А сейчас он превратился черте во что. И Януська…
– Пап, ты не переживай. Янка… – Анютка сейчас на себя не похожа. Платье на ней ужасающее как торт. Такое же воздушно-кремовое и отвратительно нарядное, а букли на голове малышки делают ее похожей на маленькую странную викторианскую старушку. – Она сказала, что только если ее убьют, то натянут на нее вот такое, – дернула платьице моя девочка, уцепив его брезгливо двумя пальчиками. – А старая ведьма разоралась. И Мармеладика ударила. А потом…
Платье свадебное Ольге не идет. Слишком оно невинно для этой женщины, похожей на очень дорогую фарфоровую куклу. Ненастоящая красота, слишком яркая и какая-то неестественная. Не такая, как у… Рыжей ведьмы, укравшей у меня мое дурацкое глупое самолюбие. Черт, у меня дочь пропала, а я думаю о женщине, совсем недавно просто уничтожившей меня. Втоптавшей в пыль своими «журавлячьими» ногами.
– Плохая примета, – снова заводит шарманку мать Ольги.
– Плохая примета, что вы не уследили за моей дочерью, – рычу я, борясь с желанием разогнать к чертовой матери этот шабаш, выкинуть вонючий торт из дома, и царицу с приплодом следом.
– Лев, ты не прав. Я старалась подружиться с малышками. Но ты их разбаловал до нельзя, – заломила тонкие руки Лелечка. Надо же, она оказывается не совсем безнадежна, переживает за Янусю. И переживания ее кажутся абсолютно искренними. Может я просто от стресса и страха снова ломаю все как медведь? Рушу то, что даже еще не построил. А, нет, все нормально. Ольга беспокоится не за маленькую девочку, потерявшуюся в огромном городе. Не о том, что полиция и моя служба безопасности просеивает мегаполис, до единой песчинки думает эта стерва. Она жалеет себя сейчас. – Господи, какой позор. Гости съехались, церемония назначена, мама моя на грани нервного срыва. Торт теперь пропадет. И все это из-за девчонки, решившей, что ее отец не заслуживает такого счастья. Что ее отец вообще должен быть счастлив она не думает. Ты слышишь меня вообще? Я пропустила примерку платья, у нас репетиция сегодня. А вместо этого мы вынуждены бегать по городу, высунув языки, в поисках наглой маленькой мерзавки. И общаться с наглыми грубыми полицейскими. Приставляешь, один сказал мне, что это я виновата. И что деньги не делают нас людьми. Ну ничего, когда я стану им матерью…
– Очень даже хорошо слышу, – морщусь я. Голос Ольги, похожий на визг бензопилы, кажется мне просто отвратительным сейчас. – И, кажется еще и прозреваю. Мы не будем переносить свадьбу, дорогая.
– Правда? Ой, Левушка, я просто перенервничала. Конечно поиски малышки самое важное сейчас. Я честно не знаю, как так вышло. Правда.
– Я зато знаю, папочка, – Анечка, до сего момента наблюдающая за спектаклем, наконец подает голосок. – Нашей мамулечке новой некогда было следить за нами. Она пила шампанское с подружками в гостиной, хвасталась, как переделает этот уродский дом, бывшая хозяйка которого была безвкусной и страшной. Пап, ты же ей не позволишь, правда? Это же наш дом? Мы его любим. А вон ту штуку Люся там повесила. И ваза вон та… Ее мама покупала. А Ба приделала к перилам гирлянду, чтобы нам было в темноте не страшно спускаться. И Мармеладик привык спать под лестницей. Пап… Никто и никогда не бил несчастного пса. Он же добрый и смешной. Хоть и огромадный. А эти…
Еще немного и я взорвусь. Достаточно будет крошечной искры, чтобы вспыхнул пожар. И Анечка смотрит на меня, ожидая чего-то. Может того, что я защищу память ее матери. И то, что моим девочкам дорого, я должен сохранить.
– Господи, детка, зачем ты наговариваешь на меня? Я понимаю, как тебе сложно принять изменения в жизни. Как вам с Яночкой сложно. Но я буду вам хорошей мачехой. Мы подружимся, просто у нас было очень мало времени.
– Честно? – бровь Анютка приподнимает так же как рыжая нянька, и улыбка на ее губках – точная копия той, что я видел сегодня. Грустная и больная, но в то же время очень ехидная. – Детка? А мамочке ты своей сказала, что соплячки вечно под ногами путаются. А Яна сбежала, потому что вы…
– Закрой рот, – взвизгивает Ольга, под вздохи своих
